Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Еврейская концепция греха — это עברה, в буквальном смысле «преступление» установленных Богом границ

Глава 17

1. Аврааму 99 лет, жизнь прожита. И в момент, когда казалось, что все уже позади, он узнает, что это только начало. 99 лет Всевышний вел Авраама через многочисленные испытания, чтобы очистить его и привести к совершенству. И только тогда, когда Авраам достиг той степени чистоты, которой Всевышний ожидает от каждого человека. Он явился ему со словами ' אני א' ש и т. д.

התהלך значит идти своей собственной дорогой, не уклоняясь с избранного пути, каковы бы ни были внешние обстоятельства, руководствоваться лишь одним — своим внутренним принципом. התהלך означает движение, обусловленное свободным внутренним волеизъявлением, совершающееся за счет внутренней энергии.

התהלך לפני — ХОДИ ПРЕДО МНОЙ. Не התהלך אתי (ходи со Мной), что означает просто предоставление Богу возможности направлять свою судьбу. «Ходи предо Мной» (לפני) значит все время думать о Боге, ощущать Его постоянное присутствие, помнить, что Он видит тебя, вечно стремиться к Нему, положившему предел и границу всему сущему и оставившему свободу только в соблюдении Его Закона.

תמים (совершенный, целостный) — это человек, реализовавший все предоставленные ему возможности внутри сферы, уготованной ему Всевышним, но нигде не преступивший ее границ.

Еврейская концепция греха — это עברה, в буквальном смысле «преступление» установленных Богом границ. Все, даже наиболее материальные аспекты нашей жизни святы, пока они остаются в пределах, начертанных Богом. В человеке нет ничего, что можно было бы назвать абсолютно плохим или абсолютно хорошим. И нет ничего в Законе Бога, что предписывало бы нам искоренять или подавлять какую-либо из предоставленных возможностей. Закон требует лишь использовать их в установленных Высшей Волей пределах. Только когда человек преступает границы, поступок становится грехом. Такова основная законность в еврейском понимании: «Ты можешь вести себя как пожелаешь внутри границ, установленных Богом».

И здесь мы видим разницу между Авраамом-евреем и Авраамом до вступления в завет. Вне этого завета благородство и достоинство характера определяются намерениями человека, чистотой его устремлений. В нееврейском мире добрые намерения оправдывают любое действие. Но для евреев их недостаточно. Еврейская традиция ожидает от человека, что его добрые намерения действительно приведут к добрым делам, а «добрые дела» характеризуются тем, что действия человека подчинены ограничениям, установленными волей и Законом Бога. До брита (завета) Авраама уважали и любили за чистоту его сердца и благородство характера. Теперь же он должен, кроме того, следовать Закону Бога. Приняв его, Авраам обретает полную власть над собой. Он больше ни в чем не подчиняется своим природным влечениям и тем отличается ото всех остальных творений. Наши мудрецы сказали об этом так: «Сперва Бог сделал его хозяином над 243 частями тела, а затем надо всеми 248 органами, включая глаза, уши и половой орган» (Недарим 326). До завета Авраам контролировал почти все свое тело, исключая те части, над которыми редко властвует обычный человек.

2. ואתנה בריתי и т. д. «Прими решение, по своей воле полностью подчинись Мне и Моему закону, ибо Я хочу установить между нами договор, ברית, вечный как Я Сам». Еврейское наследие, еврейская судьба — это не природное явление в ряду прочих. Еврейской истории в обычном, прагматическом смысле не существует. Первый еврей не мог появиться в силу естественных причин, а если бы даже появился, то не сумел уцелеть. Ицхак, само рождение которого — этот архетип феномена еврейства — есть пример вопиющей нелепости в глазах неверующего человека.

ביני ובינך — МЕЖДУ МНОЙ И ТОБОЙ. «Историческое существование, которое Я тебе обещаю, с одной стороны, и твоя преданность Мне, с другой — вот два условия ברית (нашего завета), не зависящие ни от каких внешних обстоятельств».

Вплоть до этого момента Тора, упоминая о встречах Авраама с Богом, пользуется выражением ' וירא אליו ה (И Бог /в Его качестве милосердия/ появился перед ним) и ואתנה בריתי (Я хочу установить Мой завет). Теперь же употребляется וידבר אתו אלקים (Бог /в его качестве справедливости/ говорил / וידבר / с ним). Решение заключать или не заключать завет зависело от Авраама. Бог мог только желать этого. И если бы Авраам отверг союз, он так и оставался бы одним из сыновей Ноаха. Но, заключив завет, Авраам берет на себя обязательства перед Богом. Отныне Бог становится אלקים, то есть Судьей, и предстает перед Авраамом в Его качестве Справедливости. Он не позволит человеку шутить с Ним и легкомысленно относиться к Его указаниям. Теперь Он обращается к человеку לאמר (говоря), и Авраам обязан подчиняться Ему, следовать Его указаниям.

Стихи 4-8 говорят о том, что даст Бог Аврааму; стихи 9-14 рассказывают об обязательствах, взятых на себя Авраамом и его потомками.

' אני הנה וגו: «Что касается Меня, Я даю тебе непреложный обет быть с тобой, и, как часть этого обета, Я сделаю тебя “отцом множества народов”.

8. И только когда я сделаю твоих потомков Моим народом, Я дам им землю, по которой ты странствуешь как пришелец и открою им Себя как Бога, который будет направлять их, оберегать и заботиться об их нуждах.

9. ТЫ ЖЕ. Это выражение находится в прямой связи с “Что касается Меня…” в стихе 4.

ТЫ ЖЕ ХРАНИ. “Я буду хранить верность Моим обязательствам, несмотря ни на что, независимо ни от каких обстоятельств. Но и ты должен хранить Мой завет; на тебе и твоих потомках лежит обязанность сделать все, чтобы не допустить разрыва”. Итак, потомки Авраама наследуют не только его духовное и нравственное призвание, но и само их материальное существование зависит от принятых на себя Авраамом обязательств. Ведь если бы не был заключен завет, не родился бы на свет Ицхак. Только при таком условии у Авраама могут появиться потомки. Своим существованием они с самого начала обязаны завету.

10. В следующем стихе מילה (обрезание) называется אות ברית (знаком завета). Обрезание — это символ завета, но исполнение завета есть нечто большее, чем просто обрезание. Такое сочетание символа и действия мы находим во всех еврейских законах. В этом сочетании различаются два аспекта:

В заповедях, включающих символический акт, этот акт не только символизирует вечность идеи. Само его исполнение является неотменяемым законом Бога. Сохранение идеи, верность ей, ни в коем случае не может послужить основанием для отмены символического акта. Отказ от исполнения этого акта равносилен отказу от самой идеи. Тот, кто отказывается от символа завета, по существу, разрушает и сам завет (стих 14). А исполнение символического акта (стих 10) и есть “исполнение завета”.

С другой стороны, совершение символического акта вполне достигает своей цели только когда становится אות — знаком, глубоко укоренившимся в сознании человека. Тем не менее даже простое исполнение этого акта является осуществлением первого этапа Божественной заповеди. Исполняя символический акт, мы черпаем из источника жизни, вновь и вновь возвращаясь к смыслу закона, которым все глубже проникается наше существование.

Наше тело должно быть не хозяином, но בשר מבשר, то есть слугой, посланником духа… Обрезая крайнюю плоть, мы запечатлеваем на нашем теле знак подчинения духу данного Богом нравственного закона. Именно на подчинении тела, а не духа основывает Бог свой завет. Этот завет не допускает, чтобы дух человека парил где-то в высях, в то время как тело оставалось послушным любым своим влечениям. Первое условие завета — подчинение телесных влечений нравственному закону, продиктованному Богом. Только на этой почве может взрасти истинная духовность, духовная связь с Всевышним. Лишь в теле, не запятнанном нравственной нечистотой, может расцвести поистине Божественная духовная жизнь.

Не כריתה (отрезание), a מילה (обрезание, подрезка) — вот фундаментальная концепция Божественного завета. С точки зрения этого завета, целибат (безбрачие) или кастрация не менее отвратительны, чем разврат и распутство. Быть евреем — значит освятить, то есть посвятить Богу все физические проявления жизни, оставаясь верным Его нравственному закону.

15. До этого момента завет был заключен только с Авраамом, и можно было подумать, что лишь мужчина признается его участником. Но теперь и Сара названа членом завета, равным по достоинству и важности Аврааму. Вступление Авраама в завет ознаменовано изменением его имени с Аврам на Авраам. Подобно этому и имя Сарай меняется на Сара.

“Ты не должен больше называть свою жену Сарай, потому что ее имя Сара”. Она — Сара, в ней сдерживающее начало, тонкое чувство всего правильного, доброго, прекрасного, достойного и святого. Она судит себя и других мерой чистейшей Божественной пробы, независимо от обстоятельств отличающей истинно чистого человека всех времен. Ей не надо становиться личностью, она уже личность.

Поэтому еврейские женщины — наследницы Сары не нуждаются во внешних, физических знаках завета. Заслуга праматери обуславливает предрасположенность женщины ко всему чистому и Божественному, ее подчинение высшему началу, чего она требует и от всех, вступающих с ней в контакт. Пока чистая “Сара” правит как жена и мать, ничто низменное не пройдет. Она — воплощенный дух Божественной чистоты и нравственности. Это обстоятельство имеет чрезвычайно важное значение, поскольку дальнейшая история покажет нам, что недостаточно быть сыном Авраама, необходимо еще быть сыном Сары. Если отец несет ответственность за духовный элемент, то чистота матери определяет меру душевой чуткости человека, его моральный стандарт. Мудрецы говорят: אשת חיל, достойная жена, подобная Саре, — корона мужа, его слава и честь.

16. Я БЛАГОСЛОВЛЮ ЕЕ И ДАМ ТЕБЕ ОТ НЕЕ СЫНА. Чтобы вырастить Себе народ, Богу нужен не только мужчина, который найдет свое продолжение в сыновьях, но и женщина, чьи достоинства воплотят ее дочери. Союз, заключенный с Авраамом, включает и Сару. Бог говорит Аврааму: “Без нее Я не смог бы заключить с тобой завет. Она должна передать свои качества потомкам. Ее характер будет жить в коленах Израиля”.

17. С точки зрения историка, зарождение еврейского народа есть абсурд. История этого народа, его чаяния и надежды, вся его жизнь, основанная на этих надеждах, кажется какой-то чудовищной претензией, если стремиться прослеживать в ней обычные причинно-следственные связи. Эта история обретает глубочайший смысл и значение, только если принять за причину всего происшедшего с еврейским народом желание и волю Единого Всемогущего Бога, Творца и Господина вселенной.

Этот факт должен был укорениться в сознании наших предков. Вот почему Бог откладывал осуществление Своих обетований до тех пор, пока потомки Авраама не дожили до “абсурдного” века. Только когда их надежды иссякли. Он исполнил Свое обещание. Ибо речь шла о создании народа, вся жизнь которого — нарушение естественного порядка вещей, народа, подобного которому никогда не существовало в мировой истории. Этот народ был призван стать אצבע אלקים (перстом Божьим), указанием на присутствие Бога среди людей. Вот почему еврейский народ всегда казался атеистам величайшим абсурдом. Нелепый смех людей, не верящих в Бога и Его Всемогущество, преследует евреев на протяжении всей истории. Этот смех — лишнее доказательство Божественного происхождения еврейского народа. Он не расстраивает и не обескураживает евреев, они привыкли к нему.

23. באצם — В ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ, буквально “в полную мощь”. По мнению наших мудрецов, когда в Торе встречается выражение באצם היום הזה, его следует понимать как “в разгаре дня”, то есть, в полдень, при полном свете дня. Это выражение подчеркивает, что Авраам совершил акт обрезания (которым поставил себя в оппозицию всему человечеству) не тайно, но открыто, перед всеми. И, действительно, מילה нельзя делать ночью, в темноте. Это не “кровавое жертвоприношение”, совершаемое в угоду темным силам природы, властвующим над тайными аспектами бытия. Обрезание не имеет ничего общего с интимной сферой человеческой жизни. Оно призвано посвятить человека אל שדי — Тому, Кто правит силами тьмы, ибо Он Сам их создал. Это действие освещает сокровенные побуждения человека сияющим светом сознания и нравственности. Обрезание — не просто дополнение физического рождения, оно звучит на октаву выше, знаменуя второе, высшее рождение человека на Божественном уровне свободного нравственного выбора. Физический акт рождения принадлежит ночи מלאך הממונה על הריון לילה שמו (“Ангел, ответственный за беременность,
называется Лайла (Ночь)” — Нида 166); но מילה, рождение ребенка как еврея, совершается при свете дня.

Глава 18

1. Бог ЯВИЛСЯ ЕМУ. Бог вездесущ, но не каждому видно это. Лишь когда Авраам доказал свою преданность, Бог явился ему.

Тут Авраам впервые предстает перед нами как истинный נביא — пророк, стоящий перед Богом, Который “открывает Свою тайну рабам Своим, пророкам” (Амос 3:7). Только сделав обрезание, Авраам смог подняться на этот уровень. Вглядимся же в ситуацию, в которой Бог открывает Себя Аврааму, обратим внимание на связь между откровением и сопутствующими ему обстоятельствами.

Бог предупреждает Авраама об уничтожении цветущих самоуверенных городов в той стране, где предназначено жить избранному народу. Откровение, которого удостаивается Авраам, недвусмысленно свидетельствует, что именно ему суждено стать предком этого народа. Иначе зачем же было сообщать Аврааму о разрушении Сдома и Аморы, тем более, что его характер прямо противоположен характеру и жизненной философии содомитов? Авраам получает весть об этом, как еще одно доказательство его личной причастности к событиям. Человека, в знойный полдень сидящего перед входом в свое жилище и высматривающего путников, чтобы как о милостыне просить их зайти к нему и позволить оказать им гостеприимство, — такого человека нет нужды предостерегать, рассказывая о горестной судьбе того, кто поступает противоположным образом. Откровение дано Аврааму ради его потомков: они должны знать, что происходит на этой земле с городами, подобными Сдому. Потомки Авраама должны запомнить это предупреждение и навсегда сохранить унаследованный от Авраама дух служения Богу и любви к человеку, противоположные тому, что происходило в Сдоме и Аморе. Вот почему собраны вместе и одновременно предстают перед нашим взором Авраам, сидящий перед входом в свой шатер, и Сдом, который должен погибнуть.

Но сколько жестокого злословия на протяжении столетий вынесли евреи, идущие путем Авраама! “Обрезанный народ” обвинялся в том, что воображает себя единственно угодным Богу народом. Нам говорили, что знак завета изолирует евреев от других наций, препятствует взаимопониманию и сочувствию чужим нуждам, что он превращает Бога неба и земли, Бога всех человеческих душ в какое-то узкое племенное божество еврейского народа.

И вот перед нами первый обрезанный еврей. Он сидит “в дубраве Мамрэ”. Он все еще с Анером, Эшколем, Мамрэ. Хотя Авраам сделал себе обрезание, он по-прежнему с ними. Его отношения с неевреями не изменились. Еврейские мудрецы прошлого, настоящие духовные наследники Авраама, учат нас, что лишь одна забота тяготила Авраама, заставляя его сидеть перед шатром, — беспокойство, что теперь, после обрезания, многие станут его избегать. Наши мудрецы указывают на примере встречи Авраама с ангелами, что заповедь гостеприимства следует исполнить в первую очередь, отложив ради этого даже общение с Богом. Ведь путники выглядели обычными идолопоклонниками, но ради них Авраам прерывает разговор с Богом и устремляется вдогонку за странниками, чтобы выразить им свою братскую любовь.

Посмотрим, как именно он это делает. Нет, наверное, человека, который бы так стремился осуществить самое эгоистическое свое желание, как стремится Авраам, первый обрезанный еврей, при первой же возможности одарить любовью ближнего своего. Он хочет как можно лучше позаботиться о своих первых после обрезания гостях. Он подымает жену и сына, мало-помалу весь дом оказывается вовлеченным в приготовения. И все это ради того, чтобы подать гостям все самое свежее, как будто в доме не было достойных припасов. Все происходящее демонстрирует радость Авраама, который осознает, что теперь ему не грозит изоляция.

Эта сцена предстает перед нами сразу после рассказа об обрезании Авраама. Потомки Авраама росли в изоляции, обусловленной обрезанием, и в то же время они стали самыми человечными среди людей. С одной стороны, они представляют собой самый разительный контраст всему остальному человечеству, а с другой — всегда должны сохранять отзывчивость в отношении всего, что происходит с другими людьми.

Нет, не зря сидел Авраам под палящим солнцем у входа в свой шатер. Если что-то и унаследовали его бесконечно проклинаемые потомки-евреи, так это гениальную способность любить всех людей. И этого никто не может отрицать. Когда время требует открытого сердца, протянутых навстречу рук, готового всех принять дома, когда для помощи людям необходимы самоотверженность и самопожертвование (благословение Богу, эта искра учения Авраама не потерялась, ее можно встретить и среди неевреев), — тогда даже ненавистники евреев в первую очередь обращаются за помощью к ним.

2. и 3. Бог открылся Аврааму, когда тот готовил еду для странников. Хотя возможно, Авраам начал готовить для них угощение сразу после того, как ему открылся Всевышний. Во всяком случае, этот факт имеет чрезвычайное значение для понимания истинного характера пророчества в еврейской традиции. Обычно пророчество помещают в одном ряду с такими сверхъествественными способностями человека, как ясновидение, гадание, интуиция и т. п. В результате экстаз рассматривается как первая ступень пророчества, а пророчество считается высшей формой экстаза. Даже некоторые еврейские мыслители отмечают, что пророчество невозможно без התבודדות — состояния отстранения, погружения в физическую и ментальную изоляцию. Но какая же пропасть разделяет подобные явления и истинное пророчество! Не созерцание и абстрактные размышления, а полнокровная жизнь и преданность Богу приближают человека к Всевышнему. Еврейское пророчество — это не плод воображения, не результат взвинченности, а часть жизни — здоровой, творческой, плодотворной. Наши мудрецы говорят: “Божественное Присутствие осеняет человека не во мраке и унынии, не в лени, праздности и легкомыслии, не в пустых разговорах и болтовне, а только в радости исполненной заповеди” (Шабат 30 б). И хотя Тора описывает один из уровней пророчества словами: “Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не загадками” (Бемидбар 12:8), в то время как в другом месте говорится “Я в видении открываюсь ему, во сне говорю Я с ним” (Бемидбар 12:6), но и тут сны — лишь средство донести до человека то, что ему надлежит услышать. Истинное пророчество не имеет ничего общего с состоянием транса и галлюцинациями мистика; Бог избирает для служения Себе лишь сильных, мудрых и скромных (Недарим 38а). Мы видим, что Авраам становится נביא, будучи в абсолютно здравом уме и светлой памяти, в полном и ясном сознании, чрезвычайно далеком от экстаза визионера.

16. Они встали “оттуда”; от трапезы, которую устроил им Авраам, и посмотрели в сторону Сдома. Мы уже знакомы с тем, что такое Сдом. О царившем там изобилии говорит его название и имена соседних городов:

סדום — “район плодовых садов”, עמרה — “изобилие хлеба”, אדמה — “богатство недр”, צבוים — “изобилие дичи”. Но нам известно также и о моральном разложении Сдома. При всем изобилии и даже вследствие его, народ Сдома становится רעים וחטאים — злодеями и грешниками, лишенными любви и сочувствия к ближнему, развращенными до крайней жестокости. Итак, Сдом представлял собой самый разительный контраст дому, который готовятс покинуть три путника.

На глазах у “трех людей” произошло создание народа, основанного на двух началах: на освящении тела, со всеми его влечениями и порывами полностью подчиненного Богу, что символизирует מילה — обрезание, и на универсальной братской любви, גמילות חסד, которую они познали и которой радовались в доме Авраама. Трапеза, во время которой становится известно о зарождении нового народа, народа Бога, представляла собой столь резкий контраст нравам Сдома, куда они должны были теперь отправиться, что трое וישקפו (посмотрели на Сдом глубоким, испытующим взглядом).

17. — 19. Авраам “заповедал своим сыновьям и своему дому “хранить путь Бога”, исполняя свой долг и творя справедливость. Первое, что для этого нужно, — освящение всех сторон жизни согласно принципу, символически выраженному ברית מילה; второе — стремление к совершенству, к тому, чтобы служить образцом отношения человека к человеку. Оба эти качества — ярчайший контраст Сдому; первое противоположно безнравственности חטאים (грешников), второе — бесчеловечности רשעים (злодеев).

צדקה ומשפט — БЛАГОДЕЯНИЕ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ: Если משפט (справедливость) подразумевает воздаяние, которого один человек вправе требовать от другого, то צדקה — то, чего нельзя требовать, но вправе ожидать от другого, поскольку Бог заповедал людям так поступать. משפט означает справедливость, а צדקה — доброе дело, совершаемое в силу заповеди. Но если обычно в Торе сначала называется משפט, а потом צדקה (то есть, משפט וצדקה), то в данном случае порядок обратный — первым упоминается благодеяние, צדקה.

Закон (משפט) стоит, как правило, первым, потому что צדקה не искупает нарушение משפט. Украсть или совершить бесчестный поступок, в то же время щедрой рукой раздавая милостыню из награбленного, совершенно противоречит еврейской традиции. Бог осуждает приношения из награбленного: “Ибо Я, Бог, люблю правосудие, ненавижу грабеж и несправедливость” (Ишаяу 61:8). Только тот, у кого чистые руки, может приблизиться к Богу. Поэтому משפט стоит впереди צדקה.

Однако в данном случае наоборот, צדקה стоит вначале, ибо таким образом выражен еврейский протест против принципов Сдома. Не משפט, но צדקה — вот универсальное средство спасения и искупления, которое дом Авраама несет миру. По закону содомитов любые притязания могут основываться лишь на достижениях, а не на человеческих нуждах. Поэтому просить милостыню запрещено, и тех, кто потерпел неудачу, кому не хватает денег, заключают в тюрьму и депортируют. משפט, лишенный צדקה, превращается в Сдоме в жестокость и бесчеловечность.

26. Бог отвечает: “Если даже в таком государстве, как Сдом, найдутся пятьдесят праведников, которые не только сами живут достойно и справедливо, но и признаются другими в качестве эталонов нравственности, не только не будет нужды уничтожать это общество למענם (ради них), но и само общество заслуживает прощения בעבורם, поскольку праведники, живущие в нем, терпимы этим обществом”. В таком случае общество еще не скатилось до самого дна, не лишилось возможности исправиться.

С этой идеей мы встретимся далее в разделе בחקתי (Ваикра 26:3-27:34). Общество еще сохраняет надежду на возвышение, если в нем честный, прямой, Богобоязненный человек является лишь объектом осмеяния. Пока к праведнику терпимо относятся хотя бы власть и закон, пока над ним только издеваются, представляя его дураком, но не считая преступником, общество заслуживает снисхождения. Другое дело, когда подобных людей начинают всерьез преследовать, когда добрые дела официально запрещены и наказываются как преступление. И грех эморейцев еще не достиг предела, пока Аврааму разрешалось воздвигнуть на их земле жертвенник во имя правды и добра. Так и Сдом был низвергнут, только когда достиг предела развращенности.

28. На долю потомков Авраама выпали тысячелетия скитаний, судьба меньшинства, в котором, к несчастью, праведные слишком часто тоже составляли меньшинство. Поэтому знание путей Божественного Провидения, которое Бог по милости Своей открывает Аврааму, жизненно важно для его потомков: им необходимо понимать значение и цель праведного меньшинства.

Если хотя бы десять праведников нашел Всевышний среди разврата и растления Сдома и Аморы, Он сохранил бы жизнь всем, оставляя грешникам возможность исправиться. А пока не отчаивается Бог, может и человек продолжать свои усилия, пусть даже конечное торжество добра произойдет только после нашей смерти.

Глава 19

1. Совершенно неслыханная вещь: в Сдоме, где чужеземцев не пускали на порог, пришелец стал столь уважаемой фигурой и удостоился “сидеть в воротах Сдома”, т. е. судить. Лот был рад этой первой возможности выразить свой протест против основного сдомского закона, запрещающего оказывать гостеприимство. До сих пор Лот выказывал лояльность, держался скромно и не протестовал, поэтому народ Сдома выбрал его судьей. Но в данном случае Лот ведет себя подобно Аврааму, как צדיק, то есть, не боится показать пример праведного поведения жителям города.

3. Он сам готовил еду, сам пек лепешки. Какой контраст между одиночеством Лота и многолюдной веселой суетой, поднимавшейся в доме Авраама, когда представлялась возможность исполнить заповедь гостеприимства! Ни жена, ни дети Лота не принимали участия в исполнении этой заповеди. Он должен был один исполнять то, чему научился у Авраама.

4. Писание подчеркивает, что дом Лота окружили не какие-нибудь пришлые люди. Нет, это были אנשי העיר, полноправные горожане, אנשי סדום, уважаемые люди города. Они объединились, чтобы противостоять “возмутительному посягательству на освященные временем законы их города”.

Далее говорится, что среди них были и молодые, и старые — весь народ מקצה (со всех концов), то есть, низшие и высшие слои, толпа и ее предводители קצינים. И весь народ, представители всех классов и групп населения были в равной мере бесчеловечны и аморальны. Вот заключительное свидетельство их нравственного падения: “Выведи их к нам, и мы познаем их” (Стих 5). Гостеприимство являлось в их глазах столь страшным грехом, что требовало примерного наказания, дабы впредь никому не повадно было — так проявилась бесчеловечность Сдома. Оскорбление иноземцев принимает форму жестокого разврата — это безнравственность Сдома.

Здесь стоит отметить возрастную и социальную предрасположенность к этим двум видам злодейства. Юные обычно склонны к распутству, но их сердце еще не загрубело и противится жестокости. Аналогично реагируют и так называемые “низшие классы” — они получают наслаждение от грубого разврата, но, поскольку сами являются жертвами подавления, всегда солидарны с протестом против оскорбления слабых и беспомощных. Иначе у стариков. Хотя их и ожесточили житейские невзгоды, но иссяк пыл юности. Они уже свое отгуляли, и теперь настроены против бесчинств юности. Подобно им “высшие классы”: страдания слабых и беззащитных мало их волнуют, поскольку не затрагивают их собственных привилегий, однако публичные проявления жестокости и аморальности осуждаются. Не из побуждений нравственного характера, конечно, а как нарушение общественного порядка.

Итак, в нормальной ситуации, в нормальном обществе, все не могли быть заодно. То, что в Сдоме наблюдается полное единодушие, является верным признаком окончательного падения. Если бы Сдом не разложился до последнего предела, молодежь объединилась бы с низшими классами против жестокости, а старики вместе с высшими классами выступили в защиту общественной морали. Но в Сдоме и стар и млад, привилегированное сословие и простолюдины — все принимали участие в безнравственных и бесчеловечных актах.

9. Хорошо же! Теперь мы поступим с тобой хуже, чем с ними. Если ты так держишься за свои “нормы”, то в наших глазах ты еще опаснее пришельцев.

13. Следует отметить, что на протяжении всего рассказа истории о Сдоме Писание использует четырехбуквенное Имя Бога, то есть. Его проявление со стороны милосердия. Отсюда ясно, что когда моральное разложение общества достигает предела, полное разрушение такого общества есть акт милосердия.

14. Старик идет среди ночи к своим зятьям, людям, которым он доверил дочерей, и убеждает их спастись вместе с ними. Но зятья только смеются над ним. И не без умысла говорится в тексте: “которые брали за себя дочерей его”. Они, действительно, взяли его дочерей, но не стали по-настоящему близкими ему людьми. Ибо зятья остались “людьми Сдома”, и между ними и племянником Авраама не могло возникнуть никаких родственных уз. У человека, подобного Лоту, не может быть родных в Сдоме.

Если бы Лот стремился воспитать детей так, чтобы они продолжили его линию жизни, он не искал бы для своих дочерей женихов в Сдоме. Однако, хотя сам Лот был человеком добрым и благонамеренным, обладал большим личным мужеством, позволившим ему противостоять целому обществу, он был одинок в своем доме, не имел ни авторитета, ни влияния на детей. Авраам никогда не выдал бы свою дочь за человека, не способного разделить жизненные ценности его семьи. И дочь Авраама вышла бы замуж только за того, кто соответствовал духу отцовского дома.

И в наши дни, тысячи лет спустя продолжают совершать ту же ошибку: духовные основы брака приносятся в жертву материальным или социальным соображениям.

Итак, Лот пришел к своим зятьям и рассказал им о Боге, а они посмеялись над ним. Лот ожидал от зятьев большего внимания и понимания, чем даже от собственных сыновей. Ведь именно к ним он отправился сначала. Зятья посмеялись над Лотом, а к сыновьям он после этого уже не пошел. Все это, увы, слишком знакомо нам в наши дни.

24. ОТ БОГА, С НЕБА. Поскольку уже было сказано ה' המטיר и т. д. (и пролил Бог дождь из серы и огня), слова “от Бога, с неба” кажутся лишними. Однако они имеют огромное значение. Тот, кто посетит сегодня район Мертвого моря и увидит серные источники и следы вулканической деятельности, может подумать, что разрушение этих городов — следствие природной катастрофы. Он объяснит происхождение Мертвого моря вулканическим характером местности. Но слова “от Бога, с неба” утверждают, что подобный подход неверен. То, что мы склонны считать причиной, на самом деле, является следствием. Характер местности — это результат катастрофы, причина которой — вмешательство с неба.

Возможно, на подобных ошибках основываются и все геологические теории. Феномены, на которых они основываются, реальны, но из них делают ложные выводы. В этих теориях тоже путают причину и следствия. То, что объявляют природной причиной геологических катаклизмов, является, в действительности, следами сформировавшего землю Божественного влияния.

Глава 20

1. Передвижения Авраама поучительны, и поэтому на них стоит остановиться. В начале, как мы видели, Авраам считает необходимым изолировать свой дом, уберечь его от разлагающего влияния городов. Поэтому он поселяется на пустынном юге. И лишь постепенно он входит в городскую жизнь, становится уважаемым человеком среди своих союзников Анера, Эшколя и Мамрэ. Но теперь мы видим, что Авраам снова идет на юг. Он поселяется между Кадешом и Шуром; то есть, в наиболее заброшенной части изолированного района, близкого к пустыне Шур, в самой безжизненной, никем не населенной земле. Однако в то же время он ищет контакта с городской жизнью и поэтому временно останавливается в Гераре, столице филистимских царей.

Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что именно предстоящее рождение сына побудило Авраама и Сару снова поменять место жительства. Ицхак должен вырасти вдали от чужих влияний. С другой стороны, полная изоляция, незнание путей человеческой жизни, совершенно отличных от его собственных, — не менее опасная ошибка в воспитании. Молодой человек, никогда не видевший иного, чем в родительском доме, образа жизни, будет лишен возможности сравнить и самостоятельно оценить глубину их различия. Он не сможет достаточно уважать и беречь свой традиционный путь, не сумеет удержаться на нем, вопреки всем превратностям судьбы. Он легко падет жертвой чуждого, враждебного влияния при первом же столкновении с ним. Никогда не впускать в дом свежий воздух — лучший способ простудиться при первом шаге за дверь.

Вот почему сын Авраама, его будущее, его наследник, должен был сохранять контакт с внешним миром. Он должен был познать всю меру его отличия, научиться защищать путь и дух Авраама в мире, который исповедует противоположные ценности. Авраам избирает столицу филистимлян, поскольку в их стране разложение еще не достигло такого уровня как в Кенаане.

5. בתם לבבי — С ЧИСТЫМ СЕРДЦЕМ. “У меня не было ни малейших сомнений, я сделал это от чистого сердца”.

לבב — это центр организма, в котором пересекаются и соединяются все нити. Все импульсы физической, духовной и нравственной жизни берут здесь свои истоки. לבב включает весь внутренний мир. Понятие לב уже — это мышление, воля, рассудок и т. п.

Итак, в цитируемом контексте בתם לבבי (с чистым сердцем) означает: “у меня не было ни малейших оснований подумать, что я поступаю неправильно. Я чувствовал, что могу вполне доверять своему решению, не ощущал никакого внутреннего сопротивления тому, что делаю”.

Упомянутое выше наводит на мысль, что, действительно, согласно обычаям того времени в этом месте царю было позволено вести себятаким образом, то есть, забирать себе незамужних сестер иностранцев, иначе Авимелех не сказал бы: בתם לבבי.

7. Трудно понять это обоснование. “Теперь же возврати замужнюю женщину, ибо он пророк”. Ну, а если бы он был нищий? Тот факт, что муж — пророк, никак не объясняет, почему Авимелех обязан возвратить ему жену. Обратимся к словам наших мудрецов (Бава Кама 92а): “Наши раввины учат: Все суммы, упомянутые выше, определяют только плату за ущерб согласно гражданскому праву. Что же касается чувств пострадавшего, то, если бы даже ответчик принес в виде компенсации всех баранов Невайота, и тогда не было бы ему прощения до тех пор, пока он, действительно, не попросит прощения у истца, согласно написанному “Теперь же возврати замужнюю женщину, ибо он пророк и помолится о тебе”. Разве только жену пророка надо возвращать мужу, а жену простого человека не надо? Рабби Шмуэль бар Нахмани говорит от имени рабби Йоханана: “Возврати жену” — в любом случае, а что касается твоих слов: “Неужели ты будешь казнить и народ невинный? Ведь он сказал мне: “Она — сестра моя”. И она сама так же сказала: “Он — брат мой”? Относительно этого ты должен знать, что он пророк, уже научивший мир, что следует поинтересоваться, не голоден ли странник и не жаждет ли, а не расспрашивать о статусе сопровождающей его женщины. Отсюда мы учим, что потомки Ноаха заслуживают смертной казни за совершенное преступление, если они могли узнать заповедь, (запрещающую его), но не сделали этого”.

Мудрецы Талмуда интерпретируют слова השב אשת האיש (буквально: “возврати жену мужа”) таким образом, что закон в этом случае требует не просто отпустить женщину. И, действительно, написано не הוציא את האשה (освободи, отпусти женщину) и не השב את האשה (возврати женщину), а השב אשת האיש (возврати жену мужа). Подразумевается, что Авимелех должен возместить Аврааму все нанесенное зло, умиротворив его настолько, что Авраам даже будет за него молиться. Отсюда следует, что виноват именно Авимелех, и его ссылка на слова Авраама и Сары никак не меняет сути дела.

Трудность разрешается словами “потому что он пророк”. Авраам — נביא, то есть он судит о событиях и делах человека независимо от времени и места, в соответствии с абсолютными и вечными законами нравственности. В каком-то месте может существовать обычай, что замужняя чужеземная женщина обязана отдаваться всякому, кто того пожелает, а незамужняя — только князю. Вместо того, чтобы спросить чужестранца, в чем он нуждается, там принято сразу же выяснять: “А эта женщина с тобой, твоя жена или сестра?” Авраам не только иначе понимал законы гостеприимства, но и учил им открыто, на своем примере. Именно безнравственный обычай, распространенный среди филистимлян, заставил его назвать Сару своей сестрой. Это был единственный способ защитить и себя и ее по крайней мере от посягательств черни.

Обращение Бога к Авимелеху содержит чрезвычайно важное указание на все времена. Первый раз Бог Сам указывает на отношение Авраама к народам, среди которых он живет. Кроме того, Авимелех и его народ это то окружение, в котором родился и провел большую часть жизни Ицхак, они были также постоянными соседями потомков Авраама. Это обращение стало Божественным предупреждением для всех народов, среди которых жили евреи: אל תגעו במשיחי יבנביאי אל תרעו — “Не трогайте помазанников Моих и пророкам Моим не делайте зла”. (I Диврей аямим 16:22).

ויתפלל בעדך — И ПОМОЛИТСЯ ЗА ТЕБЯ. Производное от פלל (судить) связано с בלל (смешивать). Как уже упоминалось в связи с разделением человечества на разные языковые группы, בלל не означает “путать”, “смешивать то, что прежде было разделено”, а “примешивать новое к уже имеющейся массе”, иными словами — создавать иную массу, позволяя новому элементу полностью распространиться в ней и войти в ее состав. Согласно еврейской концепции, подобного рода процесс символизирует деятельность судьи. Ложь и несправедливость разделяют людей. Деятельность судьи вносит в спорное Божественную истину. Этот новый элемент проникает во все области спора и посредством закона приводит к гармоническому единству то, что иначе осталось бы разрозненным и разобщенным.

התפלל — значит выполнять подобную задачу в отношении самого себя. התפלל означает: взять элемент Божественной истины и дать ему проникнуть в каждый аспект и во все взаимосвязи нашего характера, таким образом достигнув гармонической интеграции всей жизни, что возможно только с помощью Бога.

В соответствии с этим еврейская תפילה диаметрально противоположна тому, что принято называть словом “молитва”. Это не излияние, не выражение внутреннего состояния души, для которых существуют другие термины, например שיח (медитация, беседа, излияние души), תחנה (молитва, мольба) и т. д. תפילה скорее подразумевает восприятие и усвоение истины, приходящей извне. Если бы наша “молитва” не была תפילה — работой над собственным “я” с целью поднять его до восприятия истины, наделить способностью руководствоваться во всем волей Бога, тогда не имели бы смысла ни фиксированное время, ни постоянная форма наших молитв. Ибо если бы תפילה служила для излияния чувств, ее строгий распорядок означал бы, что в заранее обусловленное время каждый член общины обуреваем одними и теми же чувствами, и всех одновременно переполняют те же самые мысли. В таком случае молитвы вообще были бы излишни, поскольку мысли и чувства, которыми человек уже обладает, не нуждаются в способах выражения, придуманных другими людьми. Переполненное сердце всегда найдет путь для самовыражения, кроме тех редких случаев, когда любое проявление становится искажением этой полноты. В таком случае нет ничего выразительней молчания.

Поэтому предписанные молитвы не открывают нам истин, которые мы предполагаем давно известными. תפילה служит скорее средством пробуждения, оживления, убеждения и постоянного воспроизведения этих истин с целью их восприятия и укоренения в нас. Таким образом, чем меньше мы расположены молиться, тем больше, в действительности, нуждаемся в молитве, тем важнее для нас работа искупления и спасения, которую мы совершаем в себе посредством תפילה. Отсутствие желания, потребности молиться — самый ясный знак того, что тот дух и истины, которые תפילה должна в нас создать, внести в нашу жизнь, возвысить в нас, сейчас находятся в изгнании и лишены света.

И здесь мы видим, что Сам Бог удостоверяет эффективность молитвы за других. Если צדיק (праведник) или еще лучше община משתתף בצערו של חברו — отождествляет себя с болью и бедой других, и чужое горе является поистине их собственным горем, — тогда ради этого праведника или праведной общины Бог может согласиться избавить скорбящих от страданий, помиловать даже недостойного. Как говорится в Мишле (17:26), ענוש לצדיק לא טוב (и карать нехорошо правого). Праведник, подобный Аврааму, испытывает острую боль из-за страданий другого, даже если тот действительно заслужил наказание.

12. К тому же она еще и сестра мне… и стала мне женой. “Она моя духовная сестра, дочь моего брата, умершего молодым. Она росла вместе со мной в отчем доме, и мы стали братом и сестрой по духу. В результате она стала моей женой”. Как учат наши мудрецы, Сара — это Иска, дочь брата Авраама Харана, который умер молодым, и чьи дети, несомненно, (Берешит 11:31) воспитывались в доме своего деда Тераха.

13. Есть иная интерпретация, основанная на том, что подлежащим этого предложения является אלהים, а сказуемым התעו — во множественном числе (так что אלהים можно интерпретировать здесь как “боги”, а не как “Бог”.): “Когда боги (то есть, поклонение идолам) в моей стране изгнали меня из дома отца и сделали странником…” Можно перевести и так: “Я был вынужден оставить отчий дом, потому что народ, среди которого я жил, объявил меня вероотступником, меня не выносили в собственном доме за то, что я תועה מדרכי אלילים (отклонился от путей лжебогов)”.

Из-за того, что Авраам открыто выражал свою оппозицию язычеству, для него намного опаснее становилось протестовать против безнравственных обычаев, связанных с языческим культом. Поэтому принятая в отношении Сары мера предосторожности являлась еще более настоятельной. Хорошо известный финикийский культ Астарты, в контексте нравов и обычаев Сдома, делал подобную предосторожность отнюдь не лишней.

16. То, что я, царь, попытавшийся приблизиться к тебе, публично понес наказание и столь благородно искупил свою вину, защитит тебя от всех жителей моей страны. Больше никто не посмеет даже взглянуть на тебя неподобающим образом. Так что тебе уже не придется выдавать себя за сестру Авраама. Отныне ты можешь спокойно называться его женой.

Глава 21

9. Мать Ишмаэля происходила от потомков Хама. Сара несла ответственность за рождение Ишмаэля; она надеялась, что при соответствующем воспитании дух Авраама возобладает над наследственными чертами, присущими Хаму. Сара рассчитывала, что ей удастся совершенно нейтрализовать влияние своей служанки Агари.

Мы уже знаем, как ошиблась Сара в своих предположениях. Сегодня очевидно, что двойственная природа Ишмаэля передалась и его потомкам. Но Сара разглядела эту двойственность в самом Ишмаэле. Он достаточно впитал высокие идеалы Авраама, чтобы относиться к ним с презрением. Мир в основном реагировал на эти идеалы с легкой насмешкой (צחוק). Ишмаэль же מצחק — высмеивал, издевался над ними. Поэтому Ишмаэль не мог наследовать Аврааму вместе с Ицхаком.

10. Речь идет не просто о физическом удалении. Это полное отвержение, разрыв всех связей Агари с ее прежним домом. Агарь сравнима с אשה גרושה מאישה (“женой, отверженной своим мужем” — Ваикра 21:7).

…Не без умысла Сара дважды повторяет האמה הזאת (эта рабыня). Она подчеркивает не то, что сын рыбыни не может наследовать вместе с ее сыном (ведь, в конце концов, она сама привела ее к Аврааму), но что именно эта рабыня не подходит для подобной цели. Поэтому сказано: “Выгони эту рабыню и сына ее, ибо не будет наследовать сын этой рабыни”. Я надеялась, что “Я буду построена через нее”, то есть, сын Агари станет моим сыном, что я сама смогу его воспитать для тебя. Но характер и поведение Агари разрушили мои надежды.

12. שמע בקולה — СЛУШАЙСЯ ЕЕ ГОЛОСА. Настоящее полное повиновение выражается словами שמע בקול (слушайся голоса), а не שמע בדבר (слушайся слов). Слушаться голоса другого означает подчиняться всему, что бы он ни сказал, просто потому, что это сказал он.

Слушайся голоса Сары, даже если ты думаешь иначе. Доверься ее суждению. Ее прозрения глубже твоих, как и женская интуиция обычно глубже мужской. Именно в Ицхаке наречется тебе семя. Ишмаэль (стих 13) тоже происходит из твоего семени в том смысле, что он может быть похож на тебя физически и чем-то напоминать тебя духовно. Но Ишмаэль недостоин называться твоим сыном, потому что никогда не станет твоим духовным наследником.

ביצחק — ИБО В ИЦХАКЕ, а не כי יצחק (ибо Ицхак). Как учат мудрецы, говорится не о том, что этот род принесет Аврааму плоды из-за Ицхака, но он созреет для Авраама в Ицхаке. Не скорби из-за того, что тебе приходитс изгнать из дома одного из сыновей. Даже потомки Ицхака не все станут твоими духовными наследниками. И лучшее дерево приносит не одни лишь зрелые и совершенные плоды. Чтобы отобрать чистое подобающее семя для Божественного народа, необходимо сперва удалить негодные семена.

15. — 16. Поведение Агари типично для потомков Хама. Еврейская мать никогда не бросила бы свое дитя, даже если бы все, что она могла для него сделать, — это хоть на долю секунды утешить его, облегчить его страдания. Но уйти и ничего не делать, “потому что она не может вынести его страданий”, — такое поведение продиктовано эгоизмом. Истинная человечность отмечена чувством долга, способного справиться с самыми сильными переживаниями. Чувство долга может заставить человека забыть о собственной боли, когда надо помочь другому. Это верно, даже если ничем, кроме утешения и сострадания, помочь невозможно. Поэтому, хотя плакала Агарь, Бог услышал только “голос отрока” (стих 17). Бога не трогают слезы эгоиста, плачущего о чужом страдании, если он не делает даже попытки действительно помочь.

В конце концов, она бросает свое дитя “под одним из кустов”. Ей все равно, где он упадет, ее не беспокоит, что там могут быть колючки, и из-за ее материнской глупости к мукам жажды добавится еще и боль раненого тела. Доведенная горем до безумия Агарь ведет себя с ребенком так, как ни одна из женщин, происходящая от Авраама, не стала бы себя вести.

18. Прежде всего “встань, подними отрока”; возьми его под свою опеку как сильная мать, которая никогда не предается отчаянию, ибо только тогда ты удостоишься помощи Бога. В тексте сказано החזיקי ידך (укрепи свою руку на нем), а не החזיקי בידו (возьми его крепко рукой): пусть рука твоя укрепится на нем. Будь ему настоящей опорой и веди его, ибо ему суждено великое будущее.

21. Мы уже обсуждали в комментарии на конец главы 16, как характер Авраама, пусть и односторонне, отпечатался на этническом облике потомков Ишмаэля — арабов.

Если мы примем во внимание, что в возрасте 17 лет Ишмаэль был удален из дома Авраама и в дальнейшем испытывал только влияние Агари, которое лишь усиливало хамитские черты в его характере, то остается лишь удивляться силе и прочности свойств Авраама, сохраненных в какой-то степени арабским народом.

22. Именно теперь, когда Авраам отослал Ишмаэля и будущее его дома отныне всецело зависит от маленького Ицхака, к Аврааму приходит царь филистимлян Авимелех в сопровождении своего высокопоставленного советника. Они просят Авраама поклясться, что, памятуя о дружеских чувствах, которые Авимелех и его народ проявили к нему, ни он, ни его потомки до третьего поколения не нарушат мира с народом Авимелеха.

Совершенно очевидно, что Авимелех обращается к Аврааму как к родоначальнику будущего сильного народа, который станет добрым соседом или врагом подданных Авимелеха. Отсюда ясно, что Авимелех знал об обещании Всевышнего Аврааму. Именно поэтому он хотел обезопасить свою страну от народа, который выйдет из чресел Авраама. Основой для этого могла стать благодарность, которую питал к нему, Авимелеху, прародитель этих народов.

Предложение, сделанное царем Аврааму בעת ההיא — вскоре после изгнания Ишмаэля и перед рассказом о самом возвышенном моменте в жизни Авраама, указывает на особое значение этого события. Ишмаэль ушел. Авраам уже стар, он может быть призван к своим отцам в любое время. Все будущее теперь зависит от ребенка, только что отнятого от материнской груди. И вот, Авраам наблюдает начало исполнения Божественного обещания. Царь страны приходит к колыбели его наследника, чтобы заключить союз на будущее, ибо уверен, что Ицхак станет родоначальником великого народа.

В этот момент Бог приближается к Аврааму и говорит ему (22:2): “Возьми своего сына… Пожертвуй Мне своего единственного сына” и вместе с ним все твое будущее — то будущее, которое обещал Аврааму Бог.

В то же время мы видим здесь, какое доверие вызывала система воспитания Авраама, если само собой подразумевалось, что данное им обещание будет соблюдаться его детьми и внуками. И весьма типично, что Авимелех, требуя подобной клятвы от Авраама, никак не ручается за собственных потомков. С точки зрения Авимелеха, он не обязан давать гарантии. Достаточно и того, что он позволяет Аврааму проживать в его стране, — честь, не часто оказываемая в то время. Что касается Авраама, то он, видимо, и не думал требовать аналогичных заверений от Авимелеха. Он знал цену подобным союзам в мире, в котором был вынужден жить.

Потомки Авраама всегда придавали очень большое значение своим обязательствам. Даже в период Второго Храма, когда мы еще не лишились привилегии быть “полноправным членом в семье народов”, еврейское государство отличалось исключительно строгим соблюдением заключенных им договоров и тщательным исполнением принятых обязательств.

Глава 22

1. אחר הדברים — ПОСЛЕ ЭТИХ СОБЫТИЙ. Как и в главе 15:1 (смотри соответствующий комментарий), эти слова знаменуют наступление поворотного момента, переворачивающего прежние события. Авраам провозгласил Бога א' עולם (Богом будущего), у него уже родился Ицхак, и ради Ицхака он отослал старшего сына. ביצחק “в Ицхаке” должен был продолжиться его род. Будущее уже начало играть свою роль: царь страны, где проживал Авраам, заключил с ним союз, рассчитанный на далеких потомков. Так обетование будущего, явленного в Ицхаке, претворялось уже в настоящем. И вот теперь Божественное повеление требовало от Авраама собственными руками разрушить все, что было создано до сих пор, вырвать с корнем אשל (тамариск), который он насадил.

' האלקי — это тот самый Бог, Который раскрыл Себя Аврааму и сделал рождение Ицхака кульминацией его жизни. Термин נסה в физическом или нравственном аспекте означает «пробовать”, «испытывать”, поставить физическую или нравственную силу перед задачей, с которой она прежде не сталкивалась. Каждое такое испытание влечет усиление мощи индивидуума, обнаруживая скрытые в нем до сих пор силы.

לך לך — ИДИ СЕБЕ. С этими же словами Бог обратился к Аврааму, призывая его покинуть человеческое общество и связать себя с одним только Богом. Но сейчас призыв выражен еще сильнее, ибо истори жизни Авраама достигает своей кульминации.

Само название מוריה должно было показать Аврааму, что действие, требуемое от него теперь, в будущем станет הוראה — уроком и примером для его народа, и более того, для всего человечества. Если исполненный преданности Богу дух Авраама нуждался в какой-то поддержке, то сознание этого факта должно было придать ему силы исполнить все, чего ждал от него Бог.

3. ВЗЯЛ С СОБОЙ ДВУХ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ И СВОЕГО СЫНА ИЦХАКА. Порядок здесь не случаен. Авраам ждал до последнего, прежде чем обратился к Ицхаку. Более того, в словах ויקח את שני נעריו אתו (взял с собою двух отроков своих) глагол ויקח (взял) еще не относится к самому походу. Только после ויקח сказано ויקם וילך (встал и пошел). Авраам взял своих отроков еще до того, как разбудил Ицхака. Насколько возможно он пытался держать Ицхака в неведении; и кроме того, он не хотел оставаться с ним один на один.

К этому времени Ицхак уже не был ребенком. Ему 37 лет; он взрослый, независимый человек. Величие его души в этой истории подстать величию Авраама. Ицхак не получал прямого указа от Бога; он узнал о нем лишь из уст отца, услышал как תורה שבעל פה (Устное Учение). В истории греха Адама Хава получает наказание за нарушение Божественной заповеди, несмотря на то, что она знает о ней только со слов мужа. А в этом случае первый еврейский сын готов пожертвовать собой ради традиции, воспринятой от отца. Здесь посеяно то семя преданности традиции, которой будут исполнены последующие поколения. Спрашивают наши мудрецы (Санхедрин 89 б): как мог Ицхак поверить в הוראת שעה (временное указание, отменяющее закон, — то есть, в данном случае, запрет убивать и приносить человеческие жертвы), о котором объявил ему Авраам? Ответ таков: היכא דמוחזק שאני («Когда человек уже признан пророком, ему верят и в תוראת שעה). Ицхак поверил отцу не на основании какого-то чуда, подтверждающего истинность сообщения, а в силу всего того, что ему, как сыну, было известно о своем отце, о его характере. Наша преданность отеческой традиции тоже зиждется на том, что нам известно о характере наших отцов. Традиция, которую они передали нам, была той же самой традицией, за которую они жертвовали своей жизнью. Нет в Мидраше более волнующих мест, чем те, где рассказываегся о сомнениях, возникавших у Авраама и Ицхака в пути к месту исполнения заповеди. Мало было сказано за эти три дня, но не было конца мыслям и чувствам.

Итак, разбудив сперва своих отроков, Авраам хотел таким образом не дать эмоциям захлестнуть себя.

5. Здесь, у подножья горы Мориа, расходятся пути זרע אברהם, семени Авраама, и בני נח. сынов Ноаха. Только тот, в чьей груди Тора родила ответ חנני (Вот я), может, подобно Аврааму, забыть о себе, направить всю свою энергию на самоотверженное исполнение воли Бога. Праведник достигает нравственной высоты, которая превосходит ангельский уровень (как говорят наши мудрецы, “праведники выше ангелов”). Он преодолевает противодействие собственных чувств и может свободно, по собственной воле совершить то, на что ангелы способны единственно благодаря своей гармоничной природе. Того, что дано ангелам от природы и не вызывает в них никаких внутренних противоречий, достигают лишь люди, следующие путем праотца Авраама. До горы Мориа они могут идти вместе с בני נח, ибо и те, и другие — дети Бога. Но дальше подножия горы בני נח взойти не дано.

6. И ПОШЛИ ОНИ ОБА ВМЕСТЕ. Фраза, которая в этом повествовании повторится еще дважды. Авраам и Ицхак, отец и сын, идут выполнять приказ, одинаково тяжелый для обоих. Первый идет, чтобы принести жертву, второй — чтобы стать ею. Величие их души неколебимо, и так они поднимаются на гору. Вот вечный пример для отцов и сыновей, для всех поколений отцов и детей из дома Авраама. Вот путь, по которому они всегда должны идти вместе.

13. АВРААМ ПОДНЯЛ ГЛАЗА. Авраам посмотрел вокруг. Он чувствовал необходимость в жертве, символизирующей его преданность. Он хотел свободно, по своей воле принести ее на жертвенник, призванный стать средоточием жизни его сына и всех его потомков.

Ицхак готов был пожертвовать собой. Он поднялся с алтаря к новой жизни. Теперь он и его дети должны были принести клятву Богу, что в том же духе самопожертвования они будут действовать и в повседневной жизни. Жизнь Ицхака и его детей должна была стать непрекращающейся עקדה (буквально — “связыванием”, т. е. готовностью на любую жертву).

Символическое отождествление человека с приносимой за него жертвой с предельной ясностью выражено здесь на все времена: “барана… вместо сына своего”.

Вот почему Авраам искал глазами животное: одних слов было недостаточно, требовался символ готовности к самопожертвованию. И тут появился баран, который после того, как Авраам увидел его, запутался рогами в чаще. И тогда Авраам пошел и принес его “в жертву вместо своего сына”. Эти последние слова должны поставить на место тех узкомыслящих людей, которые любят обвинять нас в жестокости и приверженности к “культу кровавых жертв”.

Если бы наши жертвы не обладали символическим значением и принесение этого барана в жертву не было призвано символически выразить ту великую мысль, что в жизни содержится гораздо более высокое и преисполненное смысла самопожертвование, чем физическое умерщвление Ицхака, тогда насколько кощунственно, абсурдно и цинично прозвучали бы слова Торы, говорящие о замене предназначенного в жертву сына бараном!

Вместо драгоценного существа, ради которого Авраам был бы рад десять раз отдать собственную жизнь, принести в жертву какое-то животное, случайно встретившееся в пустыне, никогда ему не принадлежавшее и не представлявшее для него никакой ценности! Как если бы кто-то подарил нам миллион, а мы подобрали на полу случайную копейку и предложили ее нашему благодетелю в ответный дар!

14. Называя это место ה' יראה (Бог усмотрит), Авраам делает память о событии, происшедшем на горе Мориа, уроком для своих потомков, ה' יראה напоминает אלקים יראה לו (Бог усмотрит Себе агнца…). Бог видит! Вот квинтэссенция того, что произошло на горе Мориа.

Бог проникает в суть всех явлений. Он видит нас насквозь. Мы же не в состоянии постичь Его. Ни Его Закон, ни Его Провидение не нуждаются в защите перед судейским креслом нашей интуиции и понимания. И какие бы события ни происходили на земле, — ה' יראה!

17. И УНАСЛЕДУЕТ ТВОЕ ПОТОМСТВО ВОРОТА СВОИХ ВРАГОВ. Трудно представить себе, что речь идет о военных победах. Скорее, эти слова следует понимать в контексте: “Праведные наследуют землю” (Теилим 37:29) — то есть, конечной фазой развития человечества станет “наследие праведников”. Любая иная власть исчезнет, и на земле восторжествует праведность. שער — это форум; социально-политические образования, сражавшиеся против Израиля, потерпят крах, и только вместе с Израилем, с его помощью и благодаря отстаиваемым им принципам, народы смогут получить благословения, которых безуспешно добивались иными способами.

19. וילכו יחדיו — И ПОШЛИ ВМЕСТЕ. Ицхак, Авраам и его отроки — все вместе. В отличие от слова יחד, означающего физическую одновременность и совместность, יחדיו — это скорее единство, основанное на внутренней, духовной связи.

Мы уже читали, что, дойдя до горы, Авраам с Ицхаком отделяются от остальных: “Вы оставайтесь здесь с ослом”. Только люди, подобные Аврааму и Ицхаку, могут достичь таких высот. И, выполняя столь трудное поручение, они остаются יחדיו — вместе, в полной гармонии и согласии.

Теперь Тора повествует о том, что по завершении величайшего подвига עקדה, Авраам и Ицхак вернулись к тем, кто остался их ждать, и пошли в Беэр Шеву יחדיו. Это характерный пример особого духа, впервые возникшего в Аврааме и Ицхаке. После такой самоотверженной борьбы за близость к Богу, после величайшего духовного подъема, способного заслонить все земное, Авраам и Ицхак, принадлежи они другому народу, были бы столь полны “Божественным”, что совершенно устранились бы от “обыденных” земных забот и интересов, отстранились от “обычных” людей. В любом другом обществе люди, “приближенные к Богу” (или мнящие себя таковыми), преисполнились бы высокомерием по отношению к “простым смертным” и избегали бы всяких контактов с ними.

Не таков дух Авраама и Ицхака. Совершив поступок, подобно которому до них никто на земле еще не совершал, они спустились к подножью горы Мориа и пошли с остальными יחדיו. Они не чувствовали себя выше других. Для истинного сына Авраама ни один человек не лучше другого только потому, что у него иное призвание. Он не видит пропасти между собой и простым дровосеком или слугой. Чем выше его собственный нравственный и духовный уровень, тем меньше он осознает свое величие… Авраам и Ицхак возвращались с горы Мориа так, как будто они не сделали ничего особенного: וישב אברהם אל נעריו ויקמו וילכ• (И вернулся Авраам к сопровождавшим его молодым людям, и встали они, и пошли вместе в Беэр Шеву).

С разрешения издательства Швут Ами