Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Глава «Тазриа» содержит законы, определяющие состояние ритуальной нечистоты у людей и вещей, вызванное родами и болезнью цараат (в переводе — проказа; особая болезнь, не тождественная той, что называют проказой в наше время).

В числе явлений, вызывающих нечистоту, Тора называет роды. В самом начале наша глава рассматривает ситуацию рождения младенца мужского пола и в третьем стихе говорит: «А на восьмой день обрезана будет крайняя плоть его» (Ваикра, 12:3). Затем глава сосредоточивается на законах нечистоты, связанной с родами, и темы обрезания больше не касается. Мы же остановимся именно на ней.

И в быту, и в священных текстах евреи называют обрезание не просто «мила», а «брит-мила», что значит – союз, или договор, или завет обрезания. Заповедь обрезания дана Всевышним нашему праотцу Аврааму: «И обрежете вашу крайнюю плоть, и это будет знаком союза между Мной и вами… и будет завет Мой на вашем теле заветом вечным» (Берешит, 17:11, 13). Всевышний говорит это, когда объявляет тогда еще Авраму, что отныне он будет называться Авраам – отец множества народов, что Всевышний заключает с Авраамом и его потомством вечный союз, дает ему и его потомству после него всю землю Кнаан в вечное владение и будет им Б-гом.

Наши мудрецы говорят, что Авраам выполнял заповеди Торы. Жил он, как мы знаем, задолго до дарования Торы, а значит, выполнял заповеди еще до того, как они были даны еврейскому народу на горе Синай. Но заповедь обрезания он выполнил только в девяносто девять лет, когда Всевышний прямо повелел ему сделать это. Почему, спрашивают мудрецы, не раньше? Почему эту заповедь он не выполнил в числе других? Очень простой и естественный ответ передают от имени рава Велвла Соловейчика, благословенна память праведника: обрезание – это не только заповедь, это в первую очередь знак союза. Заповедь можно выполнить еще до того, как она дана, а знак, для того чтобы стать знаком союза, должен быть оговорен другой стороной, другим участником союза. Так что очень понятно, что сделать обрезание Авраам мог только после того, как Всевышний установил это знаком союза.

Заповедь обрезания – одна из немногих заповедей, полученных евреями еще до исхода из Египта и вручения им Торы у горы Синай. И с тех пор евреи исполняют ее всегда и в любых условиях, обрезанием присоединяя новорожденного мальчика к народу Авраама. (Кстати, обрезание – обязательное условие принятия еврейства неевреем.) Выполнение этой заповеди настолько важно, что «отодвигает» субботу: если восьмой день от рождения младенца приходится на субботу, отступают от законов субботы и делают обрезание.

Впервые в Торе мы читаем об этой заповеди в книге «Берешит». Там же Тора указывает, что душа мужчины, который не сделает обрезания, будет истреблена из его народа.

У нас есть целый ряд заповедей, выполнение которых, так сказать, «материализуется» в каком-либо особом предмете: мы надеваем на себя цицит и тфилин, прикрепляем у входа в свой дом и в комнаты мезузу. Но свой союз с Б‑гом мы отмечаем не на каком-либо предмете, а непосредственно на себе, на своем теле, более того – на органе, связанном с продолжением рода. Говорит Абрабанэль (еврейский философ, комментатор Торы, 15 – начало 16 вв.): цицит мы носим на одежде – одежду человек может снять; мезузу мы прикрепляем на доме – из дома человек может выйти, но знак нашего союза с Б-гом остается с нами всегда, даже если мы лишены всего остального.

Талмуд говорит, что царь Давид, придя в баню и сняв одежду, опечалился, что нет с ним в эти минуты ничего, что связывало бы его с заповедями Торы. Утешился царь, осознав, что одна из заповедей присутствует при нем постоянно. Эту особенность брит-милы – неизменное присутствие – Талмуд и подчеркивает, отмечая: человек делает брит-милу один раз в жизни, но сопровождает она его непрерывно всю жизнь. Тфилин и цицит человек надевает каждое утро, но он же и снимает их, а обрезание делается раз и навсегда.

Во второй половине девятнадцатого века раввином в Москве был рав Хаим Берлин, сын рава Нафтали-Цви-Иеуды (Нецива), руководителя знаменитой ешивы в Воложине. Иногда рав Хаим выполнял в Москве и обязанности моэля. В конце жизни рав Хаим Берлин поселился в Иерусалиме, где был избран главным раввином ашкеназской общины святого города.

Рав Хаим читал в синагоге в качестве баал-коре – чтеца по свитку – недельные главы Торы и тексты, которые принято читать в праздники. В субботу Песаха в синагогах читают «Шир а-ширим» («Песнь песней»), в которой в иносказательной форме говорится об отношениях между Всевышним и еврейским народом. «Шир а-ширим» рав Хаим читал с особым чувством. Слова «Как прекрасна ты, подруга моя, как ты прекрасна! Глаза твои как голуби» (Шир а-ширим, 1:15) неизменно вызывали у него слезы (как вы понимаете, «подруга» здесь – это еврейский народ). Как-то его друг и ученик рав Арье Левин спросил, что так трогает рава в этих словах. Рав рассказал ему.

Однажды в Москве пришел к раву Хаиму еврей и сказал, что есть у него к раву просьба, но не для чужих ушей. Посетитель с равом отошли в сторону, и пришедший объяснил свое дело: у него родился сын, и он просит рава сделать сыну обрезание, но так, чтобы никто не узнал. Еврей этот занимался торговлей предметами христианского культа, старательно скрывал от окружающих свое еврейство и боялся повредить своему бизнесу.

– Ну что ж, – сказал рав Хаим. – Пусть нас будет только двое. Ты – сандак (человек, который держит ребенка во время обрезания), я – моэль. И все.

– Я не смогу смотреть, как моему сыну делают брит-милу, – сказал еврей, – я слишком волнуюсь.

Рав Хаим предложил пригласить сандаком знакомого врача-хирурга. Он сумеет сохранить тайну, а окружающим зато можно будет сказать, что к ребенку просто вызвали врача. К тому же врач под видом очередного визита сможет навещать ребенка, проверять его состояние.

– А ты, – попросил рав Хаим, – зайдешь ко мне через несколько дней и скажешь, как дела.

Так они и поступили.

Еврей, отправляясь к раву Хаиму на третий день после брит-милы, полагал, что рав рассчитывает не только узнать о положении дел, но и получить плату за работу. Однако оказалось, что рава интересовал совсем другой вопрос: почему человек, который занимается столь не подходящим для еврея делом и который, как можно по этому предположить, вряд ли соблюдает другие заповеди, все-таки решил сделать сыну обрезание. Еврей плакал, отвечая на этот вопрос. Да, конечно, он отошел от Торы, но в детстве он получил религиозное воспитание и хоть что-то знает и помнит. А его сын? При том образе жизни, что ведет отец, мальчик ведь не узнает ничего. Пусть же он хотя бы присоединится к союзу евреев с Б-гом, чтобы, если он, став взрослым, пожелает этого, дорога к Торе и к своему народу была ему открыта.

– Дважды, – говорил рав Хаим раву Арье Левину, – сказано в стихе «ты прекрасна». Говорит мидраш: ты прекрасна, когда ты праведна, и ты прекрасна, когда ты грешишь. «Ты прекрасна, когда ты праведна» – это понятно. Но – «ты прекрасна, когда ты грешишь»? Как это понять? На этот вопрос, – продолжал рав Хаим, – мы находим ответ в словах: «Глаза твои как голуби». Птенцы голубей, еще не умеющие летать, не отрываются от родного гнезда или голубятни. Они никогда не отбегают от голубятни на такое расстояние, чтобы перестать ее видеть. Как только они замечают, что им грозит опасность потерять ее из поля зрения, они тут же останавливаются. Так и еврейский народ. Как бы далеко он ни отошел от Торы, он никогда не теряет ее из виду совсем. И потому не утрачивает полностью своей духовной красоты, даже если ему, к несчастью, случается грешить. Связь его с Б-гом нерасторжима.