Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Известно, что тюрьма — «кузница кадров преступного мира». В ней не оставляют свою воровскую специальность, а усовершенствуют ее, приобретая «смежные профессии». Вышедший на свободу после заключения почти наверняка продолжит свои занятия. В его руках нет никакого полезного ремесла, но ему надо найти пропитание себе и своей семье. Поэтому скорее всего он снова пойдет воровать. Да и все время пока он сидел в тюрьме, чем питались его дети? Чем провинились маленькие дети, если общество наказывает их безотцовщиной? Понятно, что неслучайно Тора ни словом не упоминает тюрьму как средство борьбы с преступностью в еврейской среде.

«Если купишь [себе] раба-еврея, то шесть лет будет [на тебя] работать [но не больше]» (Шмот 21:2).

Возьмем в руки книгу раби Яакова Наймана «Даркей Мусар». В ней автор, комментируя приведенный стих Торы, обращает наше внимание на одно в высшей степени неординарное обстоятельство. Дело в том, что еще древними мудрецами замечена некая особенность в расположении тем внутри главы Мишпатим. Все темы этой главы относятся к законоположениям. Но почему она начинается с вопроса о рабе-еврее? Неужели тема рабства настолько актуальна для всех поколений, что с нее следует начинать один из самых важных разделов Торы?

Прежде чем познакомиться с ответом, приведенным в книге раби Наймана, вспомним, кто является рабом «по-Торе». Еврей, согласно Торе, может попасть в рабство таким способом: он пойман на воровстве, украденного вернуть не может, а денег заплатить нет; в таком случае еврейский суд приговаривает его к рабству на срок не больше шести лет. Все, что он заработает, идет на уплату украденного. Продуктами его труда пользуется хозяин. На себя работать он не имеет права. Последнее обстоятельство и позволяет нам назвать его рабом.

Итак, почему с закона о таком, прямо скажем, не самом праведном человеке Тора начинает главу Мишпатим? Неужели нельзя было начать с законов о настоящих праведниках (о которых идет разговор ниже)? Таких как выполняющий заповедь, предписывающую помогать ближнему денежной ссудой (без процентов!), или «шомер хинам», бесплатный сторож?

Давайте представим, что глава так и начинается — с рассказа о хороших людях. Про вора с его позором будет рассказано где-то под конец. Представили? А теперь вспомним — кто дал нам Тору? Правильно, Творец мира, Тот, Кто сотворил нас. Все мы, и праведники, и те, кто оступился, — Его дети. Но как относится отец к детям, обычный отец, живущий здесь, на земле? Посмотрим вокруг себя, обратимся к нашему опыту. О ком из сыновей у любящего отца болит сердце, с кем у него больше всего забот? Если у отца есть сын-праведник и сын, который оступился, отец в первую очередь старается поддержать второго. Он хочет помочь ему встать на путь исправления, дать совет, поддержать. «Проблемный сын» — всегда первая боль для отца. С него он начинает разговор, все его помыслы о нем. То же самое и Небесный Отец. Он начинает с проблемного сына — с еврея, попавшего в рабство. А уже потом говорит о примерных сыновьях.

По этой же причине Тора не присуждает еврея, совершившего воровство, к заключению в тюрьме. Камера — не решение проблемы. Она не исправляет, а усугубляет. Известно, что тюрьма — «кузница кадров преступного мира». В ней не оставляют свою воровскую специальность, а усовершенствуют ее, приобретая «смежные профессии». Вышедший на свободу после заключения почти наверняка продолжит свои занятия. В его руках нет никакого полезного ремесла, но ему надо найти пропитание себе и своей семье. Поэтому скорее всего он снова пойдет воровать. Да и все время пока он сидел в тюрьме, чем питались его дети? Чем провинились маленькие дети, если общество наказывает их безотцовщиной? Понятно, что неслучайно Тора ни словом не упоминает тюрьму как средство борьбы с преступностью в еврейской среде.

Каков «еврейский путь» исправления преступников? — Рабство. Но не то, которое вызывает у нас ассоциации с рассказами о положении рабов в Древних Греции и Риме, вычитанными из учебников по истории. Рабство по-еврейски — нечто совсем другое. После суда вор-еврей «продается» в другой еврейский дом. Туда, где живут праведной жизнью и где царят Тора, мир и достаток. В этом доме он научится достойному поведению. В этой семье, окруженный заботой и терпением, он за шесть лет научится нормальному взгляду на жизнь. Им никто не будет помыкать, его не будут заставлять каторжно работать. Все, что можно назвать рабским в его положении, — то, что он не вправе не работать. Причем работать не на себя. В этом смысле он полный раб. Но ни в каком другом. Согласно закону, если у хозяина, согласившегося на предложение суда взять к себе раба-еврея, в доме одна подушка, эту подушку он обязан отдать рабу. Если у него мало хлеба, то первым хлеб получает раб. Между прочим, кроме раба, хозяин обязуется кормить и семью этого раба! И все это при условии, что члены семьи еврея-раба остаются свободными людьми во всех отношениях. Талмуд говорит: приобрел раба — приобрел хозяина. Понятно, что в такой ситуации раб непременно начнет задумываться: если так сердечно относятся ко мне, преступнику, то какой смысл оставаться вором? Ко всему прочему, при выходе на свободу раб получает подарок от хозяина. Так постановляет Тора… Жуткое, беспросветное рабство, не правда ли?

Начиная одну из самых важных глав с законов о рабе, Тора призывает нас быть милосердными, не наказывать никого напрасно или чрезмерно, учит относиться ко всем — даже к провинившимся — с уважением, взыскивая с них ровно в той степени, которая необходима для исправления, но не больше. Тора учит, а не казнит.

БлОготворительность рава Реувена Пятигорского