Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Тора регистрирует не юридические принципы вообще, а прежде всего индивидуальные, конкретные случаи

2. ЧТОБЫ ОНИ ВЗЯЛИ ДЛЯ МЕНЯ. Дар не должен преподноситься непосредственно Б-гу; нет, дар каждого отдельного человека должен делаться общине для Б-жественных целей. Это предполагает, что не отдельный человек, а община создает институты, предназначенные для Б-жественных целей, и что не для отдельного донора, а для всей общины в целом эти институты должны учреждаться.

трума (взнос, пожертвование) образовано от тарам, «быть поднятым», «вознесенным»; следовательно «вытащить из», т.е. отделить для более высокой цели. йидвену (чье сердце подвигает его сделать добровольный дар) от корня надав, «подвигнуть (кого-либо) на добровольный дар». Имеет оттенок полной спонтанности, непосредственности.

8. ПУСТЬ ОНИ СДЕЛАЮТ СВЯТИЛИЩЕ ДЛЯ МЕНЯ. В своем эссе, озаглавленном «Основные черты еврейского символизма», опубликованном в журнале Ешурун, мы проследили в мельчайших подробностях символическое значение Мишкана в целом и материалов, которые использовались для его строения в частности. Нижеследующие заметки основываются на этом исследовании.

«Я буду обитать в их среде» определяется в нашем тексте как непосредственный результат «Они построят Мне Святилище». Следовательно символическая функция микдаш (Святилища) может служить лишь выражению той коллективной задачи, от выполнения которой зависит обещанное присутствие Шехины в среде Израиля. Таким образом фраза «Они построят Мне Святилище, и Я буду обитать в их среде», как кажется, заключает в себе два различных понятия, которые должны символизироваться конструкцией Мишкана и его обстановкой. Эти понятия — микдаш (Святилище) и шхина (Место Обитания). микдаш обозначает миссию, которую мы должны исполнить для Б-га; шхина выражает исполнение обещания, данного нам Б-гом в ответ на исполнение нами своей миссии. Эта миссия в сжатом виде выражена в слове щгчо: мы должны посвятить всю свою жизнь, и общественную и личную, исполнению Б-жественного Закона. Обещание, выраженное в слове плщо — это просто та защита и благословение, которое предоставляет Б-жественное Присутствие и которое проявляется в расцвете нашей внешней и внутренней жизни. Святилище должно быть микдаш , местом нашего посвящения; шхина — местом пребывания Б-жественного Присутствия. Это место, где мы должны искать и обрести наше собственное посвящение и Присутствие Б-га. Наше посвящение, т.е. взаимные отношения завета между Б-гом и Израилем, установленные посредством дарования (Б-гом) Закона и его принятия (Израилем), должно служить контекстом, в рамках которого следует искать и найти значение Святилища в целом и значение его частей. Отсюда, эта глава, в которой описано строительство Святилища, является логическим продолжением предыдущей главы, содержащей основные особенности Закона и Завета, заключенного на основе этого Закона.

Рассматриваемые в этом контексте материалы, которые следует жертвовать на строительство микдашшхина (Святилища-Места Обитания), символизируют элементы, при помощи которых мы должны осуществлять это посвящение, и которые, в то же самое время, должны провозглашать благословенное Присутствие Б-га. Ибо от Самого Б-га мы впервые получили те предметы, которыми мы символизируем свое освящение. Посвящая их Святилищу, мы получим их обратно с двойным благословением, как сказал об этом Яаков, когда заложил краеугольный камень для самого первого Б-жьего Дома (Берешит 28:22): «И от всего, что Ты дашь мне, я отделю Тебе десятину.» Царь Давид во время приготовлений к строительству Первого Храма выразил ту же мысль еще определеннее (I Диврей аямим 29:14): «ибо от Тебя все, и из Твоего же мы даем Тебе». И нам только что напомнили об этом в еще более исчерпывающем и сжатом виде, рассказав о том, как Моше вылил одну половину крови жертв перед жертвенником, а другую половину — перед собравшимся народом (глава 24, стихи 6 и 8).

В нашем обсуждении (еврейского символизма) мы показали, как текст Писания избирал металлы из-за их прочности, как самые подходящие метафоры твердости и силы (Ср. Ирмия 1:18, Иов 6:12 и Ишая 48:4). Ввиду ценности, приписываемой металлам, Писание делает их символами ценности духовных качеств (Ср. Мишлей 2:10, Теилим 19:11 и Иов 28). Но особенно часто Писание использует физические свойства в качестве самых убедительных символов всего, что есть доброго и истинного, в «сплавах» разной степени со злом и фальшью, и как метафору процесса «испытания» и «очистки», которые ассоциируются с истиной и нравственностью. (Ср. Иов 23:10; Зехария 13:9; Малахи 3:3; Мишлей 17:3; Ишая 48:10; Мишлей 25:4, 10:20 и 26:23; Ирмия 29 и 30; Теилим 119:119; Ехезкель 22:18; Ишая 1:22 и Даниэль 2:32-33). Во всех этих отрывках из Писания металлы символизируют различную степень моральной истины и чистоты. Медь символизирует простоту или природу в ее все еще необлагороженном состоянии. Серебро означает более высокую ступень, на которой объект все еще требует очищения, но уже, безусловно, начал поддаваться облагораживанию. Золото, которое главным образом встречается в чистом виде и может выдержать самые суровые испытания, принимается как символ самой чистой, самой истинной формы морального благородства и подлинной верности.

В металлах максимальная податливость соединяется с максимальной прочностью. Когда они размягчены огнем, им можно с помощью молота придать любую желаемую форму. Но, приняв эту форму, они сохраняют ее столь твердо, что разрушить ее может лишь превосходящая сила. Следовательно, металлы символизируют для нас те черты характера, которые мы должны формировать, подчиняясь требованиям долга и особенно воле Б-га в том виде, в каком она раскрыта нам. Да, Слово Б-жие описано как «молот» и «огонь»: «Не подобно ли Мое Слово огню и молоту, разбивающему скалу на куски?» (Ирмия 23:29). Следовательно, металлы, более чем какое-либо другое вещество в природе, представляются самым подходящим символом того, каким должно быть наше моральное отношение к своему призванию.

Таким образом, в согласии с присущими им металлургическими свойствами, медь представляет собой природу в ее все еще необлагороженном состоянии, серебро — природу, способную улучшиться через облагораживание; и золото — первичную и самую подлинную и, следовательно, самую совершенную форму добродетели и чистоты.

(В своем исследовании) мы подробно показали, как одежда в общем плане выражает природу и характер того, кто ее носит. Природа человека имеет два аспекта: вегетативный и животный. Вегетативный аспект включает питание и сексуальную жизнь, со всеми стимулами и побуждениями, усилиями и удовольствиями, из них вытекающими. Животный аспект охватывает жизнь со всеми ее витальными способностями восприятия, волеизъявления и стремлений. Мы показали, как в законах, касающихся цицит (кистей в углах четырехугольной одежды) и шаатнез (запрещенной смеси шерсти со льном), шерсть, как материал для одежды, представляет животный аспект природы человека, тогда как лен символизирует ее вегетативный аспект.

Отсюда, единственными тканями которые применялись для устройства Святилища, были шерсть и лен: небесно-голубая шерсть, пурпурная и алая шерсть и виссон, тонкая слегка желтоватая льняная ткань, каждая из которых далее определялась в терминах своего цвета: белая, голубая и два оттенка красного.

ВИССОН. Лен, который представляет вегетативный аспект природы человека, — белого цвета, цвета чистоты, как мы объяснили (в своем исследовании). В Законе моральная чистота относится прежде всего к силам, присущим этому аспекту человеческой природы. Извращения в вопросах питания и сексуальной жизни образовывают самое серьезное пятно, загрязняющее чистоту человеческого характера. Чистота — это та черта характера, которая определяет степень благородства, требуемую Б-гом именно в вегетативном аспекте природы человека.

Как шерсть, символизирующая животный аспект природы человека, имеет животное происхождение, так и красители, определенные для шерсти в ст. 4 — голубой, пурпурный и алый — приходят к нам из животного царства. Из двух оттенков красного, перечисленных в этом стихе, алый бледнее, а пурпур благороднее, так что, если красный, как цвет крови, символизирует саму жизнь, то алый относится к более низкому «животному» уровню жизни, тогда как пурпурный означает более высокий или «человеческий» уровень. Действительно, текст Писания называет человека адам, дословно «красный» par excellence, жизнь в ее наивысшей форме.

НЕБЕСНО-ГОЛУБОЙ. Это цвет, который указывает на «ограниченность» нашего горизонта, на невидимую область Б-жественного, лежащую за пределами наших физических знаний. Используемый в качестве красителя для наших одежд, этот цвет поэтому, представляет открывшееся нам Б-жественное, завет Б-га с человеком, символ Б-жественного элемента, который объединяется с чистым человеческим характером и проникает в него, определяя каждый аспект жизни личности.

Отсюда, виссон представляет растительный элемент, алая шерсть — животный; а небесно-голубая шерсть — Б-жественный элемент в человеке. Итак мы перечислили в восходящем порядке все компоненты человеческой природы.

КОЗИЙ ВОЛОС, который употребляется только для изготовления мешков, или траурных и покаянных одеяний (власяниц) — это материал, который дает тому, кто его носит, защиту и отгоняет потенциальных нападающих.

ДЕРЕВО ШИТИМ. Дерево вообще символизирует постоянный рост и развитие. Кедр, одной из десяти разновидностей которого является дищ, представляет собой, кроме того, величие и силу. Таким образом, дерево шитим, которое следовало использовать для сооружения Святилища и его обстановки, символизирует в общем плане развитие, которое является неизменным, постоянным, энергичным и прогрессивным.

Материалы, перечисленные в ст. 3-5, связаны вместе соединительным вавом (-е). Взятые в совокупности они представляют тот материал, из которого должны быть сооружены подлинный каркас Мишкана и находящиеся в нем предметы. В ст. 7 перечислены драгоценные камни, необходимые для изготовления коэнского облачения. Таким образом, коэны и их облачения, становятся важными составляющими самого Святилища. Они являются «сосудами Мишкана», как замечательно определил их Рамбам в своем труде Яд ахазака и как мы еще отметим в нашем обсуждении законов жертвоприношений. Озадачивает, что ст. 6 упоминает также масло, которое следует использовать для зажигания меноры, пряности для масла помазания и для воскурений. Масло помазания не является, в буквальном смысле, частью Святилища. Однако его перечисление среди других предметов Святилища можно объяснить тем фактом, что это масло играет важную роль в освящении Святилища и его предметов; лишь благодаря помазанию эти предметы были наделены символическим значением.

И все же, масло для меноры и пряности, как кажется, относятся к материалам, которые необходимы для службы в Святилище, наряду с мукой для Хлебов Предложения, деревом для поддержания огня на жертвеннике, ягнятами для ежедневных жертвоприношений и т.д. Поэтому примечательно, что эти материалы были перечислены среди даров, необходимых для фактического строительства Святилища. Обратите, однако, внимание, что, как мы покажем далее, свет в Святилище должен символизировать духовную жизнь человека, которая должна поощряться Законом, и которую мы должны употреблять для служения Закону, и что воскурения символизируют взятый во всем его великолепии идеал, который внутренне присущ каждому акту посвящения Б-гу. Тогда вместе они символизируют полное подчинение человеческого «Я» цели получения Б-жественного одобрения. Таким образом тот факт, что эти материалы упомянуты в этом месте, уже на стадии призыва к добровольным пожертвованиям на нужды возведения Святилища, призван научить нас тому, что конечный результат этих усилий — это достижение двух предельных целей всего человеческого существования: просвещения человеческого духа и Б-жественного одобрения поступков человека. Перечисленные между маслом для освещения и воскурениями пряности для приготовления масла помазания используются для того, чтобы возвысить Святилище, как нечто неоскверненное и Б-годанное, до господствующего положения над духом и поступками человека. Почитание этих целей — необходимая предпосылка совершенствования человеческого духа и достижения поведения, угодного Б-гу.

11. ПОКРОЙ ЕГО. Восприимчивость и насущная способность к совершенствованию должны соединяться с твердостью, железной настойчивостью и постоянством относительно всего того, что является хорошим и благородным, истинным и подлинным. Древесина должна соединяться металлом; дерево — золотом. Принятие Закона Б-га делает настоятельной способность к совершенствованию, но она также требует твердости, которую нужно проявлять и внутри и снаружи. Ср. «Покрой его изнутри и снаружи». Ковчег состоял из трех коробов: внешний и внутренний, сделанные из золота, и между ними короб из дерева шитим. Будь правдивым и твердым в каждом аспекте твоей жизни, как внутри, так и снаружи, благородным и правдивым, свободным от всяческих пороков, устойчивым ко всем переменам и разложению: таково условие, таковы золотые границы, в которых должна раскрыться твоя жизнь, вырастая постепенно, подобно дереву, изнутри Закона. Вы должны оставаться недоступными для всего дурного и восприимчивыми ко всему хорошему. Золото и кедровое дерево: первое символизирует соблюдение запрещающих заповедей, а второе соблюдение предписывающих заповедей. Это два аспекта характера, которые характеризуют Израиль как сосуд Б-жественного Закона.

17-20. Подобным же образом ковчег и его крышка должны символизировать задачу «Они построят Мне святилище», а херувы свидетельствовать о выполнении этой задачи, т.е. «и тогда Я пребуду в их среде».

***

30. ТЫ БУДЕШЬ КЛАСТЬ. И ты будешь класть на этот стол хлеб Присутствия перед Моим Лицом во все времена. Лишь для такого стола и только если он поставлен на такой стол, ваш хлеб станет «хлебом Присутствия (досл. “Лица”)», заработанным и съеденным перед Лицом Б-га; дарованным, защищенным и благословленным Его Присутствием.

39. Если мы зададимся вопросом о значении меноры в Святилище Б-жественного Закона, то ответ, на первый взгляд, покажется вполне очевидным. Зажженная менора, предположим мы, выражает свое символическое значение через свет, который она распространяет, и кажется самоочевидным, что свет, в свою очередь, представляет собой понимание. В таком случае не было бы ничего легче, чем толковать менору, особенно учитывая ее положение напротив стола и перед ковчегом Закона Б-га, как символ того духовного понимания, которое, наряду со столом, — символом материального благосостояния — индицирует результаты еврейской национальной жизни, порожденной Б-жественным Законом и вечно посвященной Ему.

Однако более глубокое исследование, основанное на тексте Писания, могут вызвать оправданные сомнения относительно того, является ли ответ столь уж очевидным.

***

Если мы соберем все факты, касающиеся значения меноры в концепциях иудаизма, которые находятся перед нами в многочисленных относящихся к этой теме примерах, тогда «знание и понимание» составят лишь часть, лишь один аспект, в действительности, символического значения света в Священном Писании.

***

Нам бы казалось оправданным объяснять менору в Писании как символ духа, точнее, двойственных аспектов человеческого духа: теории и практики, познавательной способности и волевого акта, восприятия и воли к практическому действию.

К счастью, Само Слово Б-га предлагает ясное подкрепление нашему объяснению.

Зехария был посланником Б-га к Зерубавелю, лидеру, которому предстояло заложить на развалинах прежнего еврейского государства фундамент новой еврейской национальной жизни, задача, в решении которой он на каждом шагу сталкивался с препятствиями. Зехарии была показана менора с семью лампадами. Когда он попросил ангела, принесшему слово от Б-га, объяснить ему значение этого видения, ангел ответил: «Разве ты не знаешь, что они означают?» Когда пророк ответил: «Нет, мой господин», ангел сказал ему: «Это слово Б-жье, которое нужно передать Зерубавелю: Не военной мощью, не физической силой, но Моим духом, говорит Г-сподь Воинств» (Зехария 4:6). Это — доказательство того, что менора-семисвечник представляет дух, или более точно, Б-жественный дух, и что это символическое значение должно быть столь очевидным, что ответ ангела Зехарии «Разве ты не знаешь, что они означают?» предполагает некий упрек, порицание пророку за то, что тот ощутил потребность в особом объяснении, чтобы понять это символическое видение.

Обратите также внимание, что когда Зерубавелю советуют, что он будет в состоянии исполнить эту миссию лишь при помощи и через посредство Б-жественного духа, понятие «дух» обозначает не просто умственный, психический феномен, но также и средство практического действия. Ибо Слово Б-га было передано Зерубавелю как руководителю, а не как учителю народа. В его задачу входило не учить людей воле Б-га, а лишь распознать ее и исполнить. Ему доверили задачу заложить краеугольный камень того здания, на завершение строительства которого была направлена «вся полнота Б-жественного Закона».

Более того, само Слово Б-жье описало нам природу и содержание этого духа. В книге Ишайи (11:2), в связи с побегом, который должен произрасти от ствола Ишая, нам сообщают: «и Б-жественный дух будет покоится на нем», и текст сразу переходит к объяснению Б-жественного духа как «духа мудрости и понимания, духа совета и силы, духа знания и Б-гобоязненности». Как мы видим, текст вне всяких сомнений подтверждает, что дух, который Б-г считает Своим духом и который, как нам сообщил Зехария, символизируется менорой, не является духом лишь теоретического знания и восприятия, но духом, который в то же время включает понимание и практическое действие.

Менора

Итак, если свет, который излучает менора, символизирует дух понимания и действия, который даруется человеку Б-гом, то каково же отношение этой меноры к свету, который она порождает?

Если мы представим менору в ее физической форме, тогда ее основание, которое несет один цветок, ее ствол и ветви с чашечками в форме цветов миндаля с их шишками и цветами, создает полное впечатление дерева, которое, стремясь вверх от корней, растет, чтобы стать носителем этого света.

Если, в то же время, мы примем в расчет, что менора была единственным в Святилище предметом, сделанным целиком из металла, и более того, из золота, мы сможем легко увидеть, что, благодаря материалу, из которого она была изготовлена, она должна была символизировать твердость, стойкость, неизменность, но что ее форма предполагала рост и развитие. Таким образом два аспекта меноры, материал и форма, представляют собой рост и развитие таких качеств, как твердость, стойкость и выносливость, которые навсегда должны оставаться неизменными.

Следовательно, уже своим внешним видом менора воплощает полную противоположность того понятия, которое символизирует стол. Стол делается в основном из дерева. Дерево представляет постоянный процесс развития. Стол получает предназначенные ему размеры, несущую способность, твердость и прочность лишь благодаря своей форме и арматуре. Как таковой, он символизирует материальные аспекты жизни, которые по самой своей сути подвержены изменениям, присущим явлениям роста, развития, цветения, созревания и, наконец, смерти и разложения. Лишь в Святилище Б-га стол, посредством дух и установлений Б-жественного Закона, получает установленные размеры, свою прочность, твердость и вечное значение.

Менору мы видим противоположностью столу. Сделанная целиком из золота она символизирует именно ту неизменную твердость и неподвластность времени, которые, как показывает ее форма, должны цвести и раскрываться в Святилище через дух Б-жественного Закона. Что же касается человека, единственным прочным, неизменным и вечным элементом в нем является Б-жественный элемент, который пребывает в нем, и который мы начинаем осознавать, когда узнаем, в чем состоит истина, и когда движимые волей, воплощаем это знание на практике, творя добро. Эти элементы знания и воли в человеке, наряду с целями его действий; т.е. добром и истиной, являются вечными и неизменными, не подверженными ни изменениям, ни переменам в течение его жизни. Истина, благочестие зрелого человека кажется бесконечно богаче того, которое было скрыто в его груди, когда он был ребенком. Тем не менее, по существу, благочестие, которое было скрыто в ребенке, абсолютно равно, и по количеству и по чистоте, тем благочестивым качествам, которые достигают полного развития только после того, как ребенок достигает зрелости. Лишь внешние проявления этого благочестия проявляются в разной степени. Подобным же образом, самые простые истины и самые обычные акты благочестия нисколько не менее искренни и значительны, чем самые возвышенные истины и самые редкостные проявления добродетели.

Все, что по-настоящему хорошо и истинно, хорошо и истинно на самом деле, вот и все. Не может быть никаких вопросов о «большем» или «меньшем». При развитии физических объектов любая более высокая форма может вырасти лишь за счет более низкой формы. Низшие формы должны отмереть, чтобы могли появиться высшие, сложные формы. Следовательно, в физическом мире все, что является более высоким или сложным по сравнению с тем, что было раньше, представляет собой отрицание предшествовавших ему более низких форм. Уже в колыбели каждой формы жизни содержится ее могила; подобно Фениксу каждая форма жизни возникает из пепла более ранних форм и поколений. Иначе обстоит дело с объектами духовными. Добродетель и истина никогда не теряют своей обоснованности и оправданности. Все, что является добрым и истинным, остается таковым на все времена. Более высокие проявления добродетели и истины, представляют не отрицание, а лишь более полное воплощение всей той добродетели и истины, которые существовали раньше. Даже старейший из людей не может отрицать те добродетели, которыми он обладал, будучи ребенком. Действительно, добродетели его зрелого возраста — это лишь плоды тех, более ранних добродетелей, ныне реализуемые в более обширных обстоятельствах, чем то могло произойти в более узком контексте детства. Наисложнейшая система самых возвышенных и значительных добродетелей не может обойтись без простейших истин, которые служили для них отправной точкой. И действительно, тот прочный и нерушимый запас простых истин, из которого она развилась, является основой существования самых далеко проникающих истин. В конечном счете, любая форма истины, вне зависимости от ее сложности, есть ни что иное, как субстанция — сформулированная и реализованная в более изощренных терминах — из элементов, уже имеющихся в базисных истинах, которые всегда существовали, хотя в неразвитой форме и скрытыми от познающего ума.

Соответственно, «дерево», которое символизирует познание и практическое осуществление того, что хорошо и истинно — это «дерево» выкованное из золота, от корней до цветов, золотое в каждой своей части и на каждом этапе своего развития. (Подобно золоту, оно также чисто, истинно и хорошо во всех своих частях и на каждом уровне своего роста). Более того, в своей высшей форме завершенности, от корней до цветов, оно неделимо, не составлено из различных частей. Оно все едино. Короче говоря, это дерево, как его представляет нам менора, сделанная из чистого золота, которая должна быть выкована из одного куска, а «ее основание и ствол ее чаши, ее шишки и ее цветы должны быть сделаны из одного куска с ней». Это дерево символизирует менора в своем высшем совершенстве, выкованная с основанием, стволом, ветвями, чашами, шишками и цветами — все из одного куска, целиком из чистого золота.

А сейчас давайте рассмотрим отдельные части меноры. Прежде всего, семь ее ламп говорят нам о том, что дух, воспитываемый здесь, не является односторонним (как можно было бы предположить при наличии только одной лампы). Напротив, этот дух охватывает большое разнообразие аспектов, в которых мы сразу различаем не одну лишь пестроту, но всестороннее полное единство духовного познания и воли, стоящее на моральном основании. Если мы рассмотрим лампы более внимательно, то увидим, что, помимо этого разнообразия, они символизируют также концепцию высшей гармонии и единения. Мы видим среднюю лампу, ее свет направлен вверх, или прямо вперед. В то же время огни с обеих сторон, справа и слева, светят по направлению к центральному пламени, так что три лампы справа обращают свой свет налево, а три лампы слева обращают свой свет направо; получается, что все огни устремлены к центру, создавая одно совершенное единство. Таким образом центральный огонь становится главной целью, к которой должны стремиться все остальные огни меноры; или, перефразировав, то место, куда бросает свой свет эта одна центральная лампа, есть общая цель и для всех других огней меноры.

Более того, эти лампы покоятся на семи ветвях. Но это не значит, что у каждой есть свое собственное отдельное основание и ствол. Нет, у них у всех общее основание; один корень, один ствол служит для всех них поддержкой. Действительно, более подробное исследование показывает, как это показывают и описания, содержащиеся в Слове Б-га, что ствол, на котором укреплена центральная лампа и который поднимается прямо из корня, есть подлинная центральная менора, ствол, от которого с обеих сторон, начиная от центра ствола, попарно отходят шесть других ветвей. Текст постоянно привлекает наше внимание к тому факту, что эти шесть ветвей отходят от ствола в центре. Таким образом центральный свет — не только конечная цель, служащая для объединения всех других огней, но и начальная точка, от которой берут начало все другие огни. Они все отходят от одного центрального ствола и все они стремятся к одному центральному огню на вершине ствола. Поэтому мы должны рассматривать семь огней не просто как семь отдельных огней, но как один огонь плюс шесть огней, как особое единство, из которого выходят шесть огней и в котором, в то же время, все шесть должны воссоединиться.

Наши исследования символизма заповедей обрезания и цицит в журнале Ешурун за 1858 год, уже показали, что число «шесть» является символом физического мира созидания и, в связи с этим, что число «один», седьмой, символизирует сверхъестественную Сущность, стоящую вне физического мира, но, тем не менее, тесно с ним связанную. Оно символизирует Одного единственного Б-га и Б-жественные элементы, которые исходят от Него. Мы, поэтому, должны считать один центральный ствол с центральной лампой духом познания и воли, который поднимается к Б-гу, как дух, который стремится познать Б-га и служить Ему. Шесть ветвей и шесть их ламп, с другой стороны, символизируют те духовные стремления к пониманию и волю к практическому осуществлению, которые направлены на материальный мир. Но тогда именно один центральный ствол сам разветвляется на эти шесть ламп; все боковые ветви отходят от одного и того же ствола, и в то же время шесть их огней направлены к одному огню в центре. Это учит нас тому, что дух теоретического знания и практическое служение Б-гу, которые должны культивироваться в Святилище Б-га, не есть некая абстракция, изолирующий фактор, который отвращает от знаний и практических устремлений этого мира. Напротив, это — дух, который фактически полностью начинает действовать в тех теоретических и практических устремлениях, которые осознают этот мир, и которые работают на его созидание. Именно благодаря этому факту, все теоретические и практические устремления, направленные на мир, его восприятия и его потребности, перестают отчуждаться или «отворачиваться» от Б-га, или от теоретических знаний и практического служения Б-гу. Напротив, именно познание и воля, направленные к Б-гу, дают этим восприятиям отправную точку и конечную цель, очищают и возвышают их. Все науки и вся этическая деятельность начинается и заканчивается Б-гом. Все, что является поистине духовным и этическим имеет лишь одну основу, один корень и одну цель: Б-г есть его начало и Б-г есть его конец; «начало всей мудрости — боязнь Б-га» и «первый плод всякой мудрости — боязнь Б-га». Страх перед Б-гом — это и начало, и цвет всякой мудрости.

Прежде всего, текст Писания подчеркивает это отличие между одним центральным стволом — который является актуальной менорой — и шестью боковыми ветвями. «И сделайте менору из чистого золота И шесть ветвей выйдут из ее сторон» (ст. 31) В то же время текст постоянно подчеркивает различие между боковыми ветвями на основании того факта, что они отходят от той или иной из двух сторон ствола. «Три ветви меноры из одной ее стороны и три ветви меноры из другой ее стороны» (ст. 32). Он и далее определяет это отличие, показывая, что эти шесть ветвей, по две ветви из одного и того же места на меноре, непосредственно над одной и той же шишкой. «Одна шишка под двумя ветвями, которые отходят от нее», и т.д. В результате, центральный (седьмой) свет, который направлен единственно к Б-гу, представляет собой двойственное, противоречивое явление тем, что он также властвует над материальным миром (символизируемым числом шесть). Обращая свой свет к физическому миру, он порождает дихотомию, но она примиряется гармоничным воссоединением всех боковых огней в центральной точке их зарождения.

Итак, выше мы уже отметили, что дух который символизируется светом меноры в Храме, следует понимать как дух, который воспринимает или который дарует восприятие, и как тот, который движет или делает движение возможным. В применении к человеку эта дихотомия принимает форму познания и волевого акта. Мы видели, что духовное восприятие и моральное волеизъявление (знание того, что хорошо, и желание действовать в соответствии с этим знанием) — это две фазы, в которых демонстрируется наличие духа. Уже эти факты показались бы достаточным оправданием того, что мы рассматриваем две стороны меноры в качестве символа этой двойственности духовного знания и морального действия. И то, и другое столь связаны между собой и неразделимы в своем происхождении и реальности, что одна необходимо предопределяет существование другой. Подлинная мораль; т.е. добровольное практическое осуществление того, что было признано теоретически хорошим, предполагает познавательную способность, активность разума. Ибо иначе добрый поступок был бы неосознанным актом, осуществляемым инстинктивно, не основанным на добровольной морали. Кроме того, простой акт осознания того, что хорошо, предполагает моральную волю, чтобы трансформировать это хорошее в действие, поступок, ибо оно требует, чтобы познавательные способности были направлены добровольно к той цели, которая была признана «хорошей». Но тогда каждая сознательная ориентация способностей на какое-то желаемое завершение является сама по себе деятельностью, берущей начало в моральном волевом акте. Таким образом, по существу, дух, заложенный в человеке, обладает теоретическим знанием и практической волей в одно и то же время, и лишь наши абстрактные ощущения толкуют одно как проявление теоретического познания, а другое — как проявление практической воли, в зависимости от того является ли целью усилий умственная деятельность или практическое действие. Это различие кроется в результате, а не в источнике деятельности. В своем корне оба являются, фактически, одним, и они стремятся вновь объединиться в своих целях. Любое восприятие истины ценно лишь в том случае, если оно направлено к практическому воплощению того, что хорошо, если оно в итоге ведет к исполнению доброго дела. С другой стороны, доброе дело должно всегда совершаться с осознанием истины. Лишь от восприятия истины доброе дело может получить импульс и уверенность в том, что оно поистине ценно.

Все это точно так, как в меноре, где пары боковых ветвей выходят из одной и той же точки на центральном стволе и где, достигнув вершины ствола, они обращают свои огни друг к другу, и в то же время, к центральной точке, общей для них обоих. Но если, как в данном случае, эта центральная точка символизирует «седьмое», т.е. дух, который устремлен к Б-гу, и который воспитывается и лелеется в Святилище, мы поймем с большей готовностью, каким образом в этой центральной точке все теоретическое восприятие и вся воля, трансформированная в практическое действие, зарождаются в одном общем корне и затем объединяются ради одной общей возвышенной цели. Ибо мы можем распознать этот корень нашей духовной жизни, которая устремлена к Б-гу лишь в том духе, который овладевает, наполняет, оживляет и заполняет и сердце и ум одинаковой первичной энергией и силой, дух, который священный текст называет йерат ашем (страх перед Б-гом). Ибо страх перед Б-гом представляет собой высшую ступень познания, которая, в то же время и сразу же, порождает мораль в ее наивысшей форме. Именно в духе восприятие самой возвышенной истины соединяется с осуществлением величайшего добра

Разъяснение, даваемое в книге Зехарии (4:6) относительно значения меноры как символа Б-жественного духа, направляет нас за комментариями к Ишайе (11:2) относительно более точного определения понятия «Б-жественного духа». Там Б-жественный дух, покоящийся на человеке, описывается в самой возвышенной форме. Уже с первого взгляда становиться очевидным, что этот дух развивается в двух отдельных измерениях, мудрость, совет и знание с одной стороны, и понимание, сила и страх перед Б-гом с другой, т.е. теория и практика, знание и действие, подтверждая, таким образом, то, что мы уже увидели в определении «духа» в Писании. Если мы рассмотрим этот стих из Ишайи более подробно, то заметим, что он удивительно совпадает со всем, что мы знаем об устройстве меноры. Это совпадение столь поразительно, что невозможно удержаться от мысли, что этот стих фактически является словесным выражением символизма меноры.

«И будет на нем дух Б-га, дух мудрости и понимания, дух совета и силы, дух знаний и страха перед Б-гом». Здесь мы видим дух, который определяется во всей его целостности, но раскрывается через шесть составляющих. Эти шесть компонентов сгруппированы попарно, каждая пара имеет одну общую опору, ибо не сказано: «дух мудрости и дух понимания» и т.д., но «дух мудрости и понимания» и т.д.

Это — полное изображение золотой меноры с шестью ветвями, выходящими из ее сторон, три с одной стороны и три с другой, одна шишка под двумя ветвями и одна шишка под второй парой из двух ветвей и одна шишка под третьей парой из двух ветвей, и так для всех шести ветвей, которые исходят от меноры. В самом деле, стих в Ишайе продолжает: «и он будет оживлен страхом Б-жьим», что, учитывая этимологию слова езйшде , означает не что иное, как наполнять им, пропитывать другого духом. Итак, после того как Б-жественный дух, явившийся, чтобы покоиться на побеге от корня Ишая, описан в семи его аспектах, выделяется один аспект из семи в качестве корня и посредника всей этой одухотворенности, точно также, как и с семью огнями меноры, где есть один огонь, от которого были зажжены все другие огни и который обслуживали в конце каждого дня. Чтобы сделать эту аналогию завершенной, носитель Б-жественного духа с семью своими эманациями, представлен вырастающим из корня побегом, на котором покоится один Б-жественный дух с шестью отходящими от него ветвями. Таким образом, если мы просмотрим этот отрывок в его контексте (см. выше), у нас должна сложиться полная картина идей, выраженных в символической форме менорой.

ГЛАВА ХХVI

14. Нам сообщают (Шабат 28a), что тахаш — это животное, которое было доступно только для Моше, и что нет уверенности, принадлежало ли оно к одомашненным кашерным животным или было диким кашерным животным. В любом случае это было кашерное животное

36. Если мы не ошибаемся, кедровые брусья, которые окружают Святилище, символизируют колена еврейского народа, принявшие Закон и его духовные и материальные идеалы национальной жизни для воплощения в своей среде. Это то, что Ехезкель назвал «древом Йосэфа» и «древом Йеуды» и т.д. (Ехезкель 37:15 и далее). Это тоже деревья, которые «будучи посаженными в Доме Б-га, расцветут во дворах нашего Б-га» (Теилим 92:14), деревья, которые «посаженные в Доме Б-га, цветут и плодоносят всю жизнь, окружая дом Б-га». Это — колена народа, о которых их первый предводитель пел: «Ты приведешь их домой, Ты насадишь их на горе Своего наследия, на месте, подготовленном для Твоего пребывания, которое Ты, О, Б-г, сберег, Святилище, О, Б-г, которое утвердили Твои руки» (Шмот 15:17). Это — «шатры Иакова, жилища Израиля», которые чужестранный провидец прозревал «как сады у реки, как деревья аоль, которые посадил Б-г, как кедры у воды; вода течет из Его ведер, и Его семя — в изобильных водах» (Бемидбар 24:5-7). Это — «виноградная лоза, которую Б-г пересадил в это место из Египта, вытеснив народы, посадил ее», дерево, чья тень покрыла целые горы и чьи ветви были Б-жественными кедрами (Теилим 80:9 и 11). Это — деревья, посаженные Б-гом, о которых мы читаем на страницах Пророков и которые, в конце концов, станут совершенными для прославления Б-га, («насаждение Б-га, которым Он мог бы гордиться») (Ишайя 61:3).

Брусья имеют двойное значение. Снаружи казалось, что они удерживаются четырьмя засовами с каждой стороны. Внутри, так что это не было видно снаружи, они все были соединены одним засовами (стихи 26-29). Колена народа Яакова-Израиля имели четырех праматерей (т.е. четыре жены Яакова) и одного праотца (т.е. Яакова). Снаружи колена символически объединены в четыре группы, в соответствии с физическим происхождением по материнской линии. Но также, как они все произошли от одного отца, так и призвание Яакова-Израиля, которую они все унаследовали от этого отца, и дух Яакова-Израиля, который они унаследовали от него вместе с этим призванием, образуют «средний засов, с внутренней стороны брусьев», тот внутренний засов, который удерживает все колена вместе, при всем разнообразии их индивидуальных особенностей, как «колена Б-га» в чудесном единстве. Один дух и одна энергия, одно стремление и одна сила живут и действуют в них всех и удерживают их вместе навеки как братьев вокруг Святилища Б-га, которое принадлежит всем им.

ГЛАВА ХХVII

Двор

18. Давайте представим себе двор, который окружает Святилище. Его образовывали белые драпировки из виссона (тонкого льняного полотна), сотканного из скрученных вшестеро нитей. Эти драпировки висели на столбах, опирающихся на медные подпятники; столбы были обтянуты серебряными обручами и удерживали драпировки при помощи серебряных крюков. Такое устройство тесно связано с символикой двора и жертвенника, от которого двор черпает свое значение. Подобно жертвеннику, двор, посреди которого тот установлен, сообщает нам, что мы стоим во дворе очищения. Главное впечатление, которое мы получаем, это впечатление белизны, в частности белого виссона, тонкого белого льняного полотна. Это впечатление передает нам понятие чистоты и в первую очередь, как дшди в вегетативных аспектах человеческой природы: диетарные привычки человека и его сексуальное поведение. Это — самое первое состояние чистоты, к которому мы должны стремиться. Характер этого стремления чисто негативный: мы должны беречься всего нечистого, всего, что могло бы испортить человеческую природу для ее священного призвания. Такова предпосылка для любого прогресса в положительном направлении. Это физическое воплощение требуемой от нас чистоты несет — и по количеству нитей, из которых она соткана, и в силу своего названия — шеш — число шесть, которое символизирует творческую жизнь, материальный мир. Великая задача самодисциплины, к которой, так сказать, призывает нас двор Святилища, не является сверхчеловеческой задачей; она не призывает к взлету, недоступному человеческой природе, с которой нас создали. Именно Создатель этой самой человеческой природы ныне созывает нас здесь. Он не требует от нас ничего такого, для чего Он не дал природных склонностей и способностей. Фактически, именно для этой чистоты Он и создал нас; только через такую чистоту мы можем по-настоящему продемонстрировать Б-жественную природу нашего существа, с которой Он нас создал. Фундаментальное понятие человечности — это моральная свобода, и первое ее проявление — это чистота.

Столбы двора стоят в медных гнездах, но они опоясаны серебряными обручами и увенчаны серебряными крюками. Доски стен Святилища стоят в серебряных гнездах, но верх у них золотой. От меди к серебру и к золоту: это — путь прогресса от первозданной природы при помощи процесса очищения к неизменяемому подлинному совершенству. Уровень, к которому символически стремится двор — это основание, на котором стоит все Святилище и которое показывает нам самую благородную степень совершенства. Способ, которым определялись и отбирались используемые металлы, показывает поэтапное продвижение, олицетворяемое внутренними помещениями Святилища.

С разрешения издательства Швут Ами