Танец

Они вышли рано утром, задолго до рассвета. День обещал быть жарким. Когда рябь на воде стала похожей на  рыбью чешую, то решили заканчивать: хотя улов был отличным, просто превосходным, таким, какого не было в последние дни, все-таки слишком многое надо было успеть сегодня.

Восходящее солнце окрасило их руки, когда они вытаскивали сети, в оранжевый цвет, и белые домики Тверии за их спинами засверкали под лучами. Они гребли к берегу по очереди, меняясь местами, и знали, что город за их спинами пробуждается навстречу великому дню. Один раз они встали, меняясь местами на веслах, и, усевшись, обернулись на город.

— Вон там — новая синагога, — сказал Йосеф, прищурившись. — Сегодня и мы там будем. Забудем про рыбу, про сети и про базар…

— Ладно-ладно, — торопил Шимон, улыбаясь. — Сначала еще продать надо, потом поесть, помыться и переодеться. Всё время берет.

Йосеф и Шимон не стразу договорились, на какой базар идти. Верхний, более людный, обещал быструю продажу, но идти туда нужно было в гору по уже изрядно припекавшему солнцу, по крутым лестницам, смотрящим на Кинерет. Нижний базар был ближе, но менее людный, и выбор рыбы на нем больше, а покупателей меньше. Поэтому, подумав, а после поругавшись немного, Йосеф согласился с более практичным Шимоном: лучше подняться в город, наверх.

На верхнем базаре было людно и тесно, как всегда перед постом, тяжело было поверить, что все эти голосистые люди, стоящие за прилавками и шумно торгующиеся перед прилавками, сегодня после захода солнца будут другими, торжественными и притихшими, в белых одеждах, в ожидании Небесного милосердия.

Им повезло. Кухарка большой и знатной семьи Абулафия искала рыбу и нашла у них именно то, что хотела. Она купила сразу половину утреннего улова, и друзья заметно повеселели. Шимон, конечно, не мог не сказать, что именно благодаря ему им сразу удалось столько продать. На нижнем базаре полдня ждешь, пока продашь.

Как назло, после этого у них не купили ни одной рыбины в течение целого часа. Стало жарче, друзья, прошедшие пешком через весь город, обливались потом. Чтобы у рыбы не появился душок, едва уловимый, но все же ощутимый для носа строгой кухарки, они обернули рыбу в листья смоковницы и уже понурые следили, как базар постепенно пустеет. Еще несколько рыбин им удалось продать, отчаянно торгуясь и зазывая торопящихся покупателей. Остатки улова они отдали собирателям пожертвований для бедных, и, хотя из-за этого они ничего не заработали, но… все-таки близится святой день.

Так, успокаивая друг друга и поторапливая, они снова прошли через всю Тверию, таща пустые ивовые корзины, колотившие их по коленям, но уже в обратную сторону по тем же лестницам, взирающим на уснувший под жгучим солнцем Кинерет. По дороге условились встретиться за час до захода солнца у новой синагоги, только что выстроенной и еще не обновленной.

— Там будут важные раввины сегодня и большие цадики, — заметил Йосеф, продолжая давний разговор. — Мне что-то вдруг боязно… Может, пойдем в нашу привычную, для таких, как мы, а?

— Вот еще, — пробурчал Шимон. — Почти год мы хотим пойти и ждем, когда ее достроят. Чего вдруг — в нашу?

— Да, — протянул Йосеф и остановился на спуске так, что Шимон налетел на него. — И она такая красивая, когда восходит солнце…

— Ну, чего встал, я из-за тебя корзину уронил!..

Когда через два часа они встретились во дворе новой синагоги, солнце уже ушло за верхний базар, в нижнем городе удлинились тени, а Йосеф и Шимон исполнились тихого восторга. В белых одеждах, в простой обуви на босу ногу они чувствовали, что готовы вступить во врата святого дня.

Однако у дверей синагоги стоял служка, который не торопился их впускать:

— Великие раввины освящают синагогу к святому дню, вам не положено сейчас там находиться!

— Так ведь и мы пришли на Йом-Кипур. Синагога же для всех!

— Для всех-то для всех, но сейчас они произносят святые тексты, а ваши приземленные уши этого не поймут и слышать им этого не дано. И не позволено.

— Так ведь мы ж пришли сюда специально!

— Так идите в другую!

— А мы не хотим в другую. Мы в эту пришли!

— Ладно. Чего мне с вами спорить. Стойте тут. Мне что. Но лучше бы вы шли в верхний город в свою синагогу, где рыбаки и сапожники.

Стояли Йосеф и Шимон, стояли и ждали неизвестно что. Йом-Кипур вот-вот охватит светом город, и они сами уже такие настроенные на него и возвышенные. Что же им делать? И стоять нет смысла, и уходить не хочется. Учиться? Они не умеют, и никто их никогда не учил… Молиться? И этого они не умеют. И в синагогу приходят, чтобы отвечать «амен», когда все говорят. А кроме этого? Что же им делать теперь, таким чистым, отмытым от запаха рыбы, без чешуи на пальцах, когда солнце совсем ушло за верхний город?

— И что таким, как мы, делать? — спросил Шимон. Я — пустое место. Только буквы я учил, и то половину забыл.

— И я тоже. Если кто-то начнет, я потом вспоминаю…

— Ну, начнем. Давай! Скажем алфавит, раз это мы умеем.

— И что — алфавит? Для чего алфавит? Кому нужен алфавит?

— Б-гу нужен!.. А что? Раз мы только это умеем. Значит, это и скажем!..

Они взялись за руки и стали произносить, сначала шепотом, проверяя свою неповоротливую память, потом немного увереннее, когда увидели, что все буквы как будто выстраиваются в ряд, потом вошли во вкус и закричали: «Алеф! Бет! Гимель! Далет!»

Потом и  танцевать начали под только им понятный мотив, которого до них еще не слышали ни эти камни, ни Кинерет за тысячелетия своего существования. Служка синагоги выглянул проверить, откуда такой шум, и только головой покачал. Но друзьям было все равно. Их не пускают? Пусть не пускают! Молиться они не умеют? Пусть не умеют… И учиться тоже… Но буквы они знают? Знают!  И танцевать под них могут! И этот танец, и эти буквы и будут их молитвой, а Отец Небесный  в милосердии Своем уж сложит из их танцуемых букв настоящие молитвы.

— Давай по второму разу!

— Давай! Алеф! Бет! Гимель!

Неподалеку, в ашкеназской синагоге, начиналась служба Йом-Кипура, но святой ребе из Витебска не мог начать Коль-Нидрей. Он видел тем зрением, каким могут видеть лишь праведникам, что Врата Молитвы закрыты и Небеса не примут молитву. И вдруг почувствовал, что рядом с ними, совсем близко, есть кто-то, кто своим танцем, своим порывом открывает Небесные Врата.

Он вскочил, выбежал из синагоги и присоединился к танцующим рыбакам, и они приняли его в свой круг, как будто так и надо. Как будто нет ничего удивительного или странного в том, чтобы прыгать во дворе синагоги и выкрикивать одну за другой буквы алфавита. Которые, поднимаясь вверх, слагались в зерна граната, зерна винограда, зерна мира, жизни и плодородия, поднимаясь выше ангелов и раскрывая врата Небес.

Теги: Йом-Кипур, Синагоги