Смерть скряги. Шофтим

«И говорить будут смотрители народу так: Кто построил новый дом и не обновил его, пусть пойдет и возвратится в свой дом; чтобы не умер он на войне и другой не обновил бы его; И кто насадил виноградник и не почал его, пусть пойдет и возвратится домой; чтобы не умер он на войне и другой не почал бы его; И кто обручился с женой и не взял ее, пусть пойдет и возвратится домой; чтобы не умер он на войне и другой не взял бы ее» (20:5-7). Спрашивается, почему надо освобождать от воинской обязанности человека, который не обновил свой дом? Раши объясняет, что невыполненное обновление дома приводит к тому, что человек будет ощущать себя некомфортно, его душа будет страдать из-за этого. Тоже непонятно — солдат находится на поле боя, он должен думать о защите Родины, а не об оставленных в тылу доме, поле и винограднике! В комментариях к Шмот, 20:3 приводится еще одно интересное высказывание мудрецов: смерть от жажды страшнее других видов смерти, потому что вместо раскаяния и молитвы Творцу человек думает о воде.

Раввин Элиэзер-Менахем Шах, да будет благословенной память о праведнике, рассказывал: в Слуцке жил скупердяй, известный всему городу. Он не только не давал милостыню, но и сам вел аскетический образ жизни — носил лохмотья, питался объедками. На каком-то этапе человек тяжело заболел и оказался на смертном одре. В доме у больного решили собрать миньян и помолиться. Одним из участников молитвы был р. Шах.

Оказалось, что скупердяй заранее обо всем позаботился: саван и мешочек с землей Эрец-Исраэль он положил в сейф, где хранились нерастраченные им богатства.

«Вы можете передать мне ключ? — спросил умирающего синагогальный служка». Тот согласился, но по глазам было видно, насколько неприятно человеку отдавать ключи от сейфа. «Запомните, — внезапно прошептал умирающий, — это всё мое!» На этих словах душа покинула его тело. Даже за секунду перед смертью скупердяй думал не о раскаянии, а исключительно о нажитом имуществе.

Так и обручившийся человек, попав на войну, будет думать о том, что в случае гибели его жена достанется другому. И это тоже странно, на первый взгляд: неужели этот человек хотел бы, чтобы его жена на всю жизнь осталась «соломенной вдовой»? Какая ему в загробном мире разница, кто возьмет ее в жены? В этом и заключается парадокс нашего существования — мы готовы примириться с собственной смертью, но не желаем, чтобы другой человек выиграл от этого...