Недельная глава Корах

Сорок лет руководил Моше народом, живущим в пустыне после египетского Исхода. Много раз вставал пророк перед опасностями — как внешними, так и внутренними, рожденными в среде самих евреев. Но никогда он не встречался с такой враждой и таким напором, которые проявил Корах, его двоюродный брат, подбивший на бунт Датана и Авирама, сыновей Элиава, одного из самых уважаемых людей в колене Реувена.

То был серьезнейший натиск в попытке свергнуть Моше. Куда затем вести народ — в случае успешного выступления — Корах не задумывался. Главное — захват, переворот. А для этого надо было бросить тень на авторитет вождя, — самый верный способ в руках интриганов и бунтарей всех времен и народов. Корах оказался первым бунтарем в истории — поэтому Тора говорит о нем так подробно.

Мидраш (комментарий на книги Торы) рассказывает, что Корах обладал всеми данными, чтобы со временем оказаться в числе народных руководителей. Его знали как образованного человека, прекрасно разбиравшегося во всех тонкостях закона и отличавшегося благочестием, к тому же он обладал огромным богатством. Но все свои положительные качества, свое доброе имя и честь он не задумываясь поставил на карту, решив сыграть в опаснейшую из игр — борьбу за власть. Огонь тщеславия съедал его. Он не мог ждать, когда его призовут. Ему надо было стать вождем сейчас, немедленно. Слишком долго он находился в тени.

А что его напарники, Датан и Авирам? То были старые «путчисты», уже неоднократно участвовавшие в стычках против Моше. Помните, как юный Моше, еще будучи воспитанником дочери египетского фараона, вмешался в драку двух евреев, один из которых пригрозил Моше местью? То были Датан и Авирам. Помните, как возроптали евреи против Моше, попав в ловушку между наступающей конницей египтян и морем? Зачинщиками ропота были Датан и Авирам. А неделю назад мы читали в Торе, как из толпы очередной «партии» недовольных вдруг раздался крик: «Выберем себе руководителя (другого, не Моше) и вернемся в Египет!» Снова они — Датан и Авирам. Чего они хотели, чего добивались? Корах хотел власти, это ясно. А эти двое?

Датан и Авирам затеяли смуту, ибо являли тот тип людей, которые обожают смутное время. Они никогда ничего не предпринимают в одиночку — как, например, Корах, который все равно вышел бы на бой, даже без поддержки, — отступать ему было некуда. Но эти двое всегда скрыты в толпе, выступают от ее имени; выкрикнут что-то из задних рядов и спрячутся. Они не диссиденты, им безразлично какую власть расшатывать, но они и не анархисты — ибо им нужна власть как объект для смуты.

Лозунги у них самые примитивные: власть объявляет реформы — они вопят, что стало хуже; их тащят с тонущего корабля — они, оклемавшись, заявляют, что раньше жили в более удобной каюте, нежели эта узкая шлюпка. Пока народ молчит — и они молчат, но стоит произойти первым неприятностям, они начнут шипеть: нас обманули. Они — не толпа, они подстрекатели. Поэтому у них есть имя, их можно позвать на переговоры. Но они не явятся, а только передадут: «Мало того, что ты вывел нас из земли, текущей молоком и медом (это про Египет!), чтобы уморить в пустыне, так еще и править хочешь нами!»

Все поставлено с ног на голову. Толпа прекрасно знает, каким был Египет. Назвать его землей, текущей молоком и медом, употребив тот же образ, которым пленил евреев Моше, зовя их на родину праотцев, — в этом, согласитесь, присутствует элемент смелости и расчета. Провокаторы прекрасно знали толпу, которой достаточно намекнуть, что, как бы плохо не было в Египте, но сейчас-то, посмотрите, еще хуже! А будет вообще смерть.

Моше вел за собой свободных людей. Датан и Авирам обращались к рабам. То был самый драматический момент за все годы жизни в пустыне. Моше понял, что сейчас решается судьба народа — быть или не быть еврейской нации, быть или не быть реализации Торы на земле, быть или не быть самой человеческой цивилизации, которая без морали и этики Торы просто развалится, съест сама себя. Поэтому Моше не вступил с ними в полемику. Они все равно не поняли бы, ибо для них все эти разговоры об этике, цивилизации и прочем — пустой звук, «идеология». А про идеи и идеологии Датан, и Авирам могут сказать только одно: не надо! это мы уже проходили! Того не понимая, что «проходили» они идеологию Египта, в которой столько же идеи, сколько в египетской набедренной повязке намека на строгий вечерний костюм.

Идеология Датана и Авирама заключалась в одном слове — «дай». Они не боролись с внешнем врагом — Амалеком, например, или амореями; они были борцами сугубо «внутреннего фронта». Борцами с «плохими качествами» еврейского народа. Санитарами леса. Как будто вокруг нас во все времена не достает «санитаров» из друзей-неевреев.

Так и слышишь, как сидят Датан и Авирам в своей квартире, снимаемой на деньги израильских или американских налогоплательщиков. Жуют мацу, полученную в ближайшей синагоге, и философствуют: есть евреи и жиды! ох, не любим мы жидов!…

Кончили они плохо. Ни жизнь их не приняла, ни смерть.