Недельная глава Лех леха. Подозревать, что еврей не является евреем — сильный удар

«Как я узнаю, что унаследую» (Лех леха,15:8)

«Ты — Г-сподь Б-г, который избрал Авраама и вывел его из Ур Касдим, и назвал его именем Авраам» (Нехемия, 15:8) Изменение имени заключает в себе изменение сути, изменение задания: «Аврам — это Авраам» (Диврей а-ямим, 1:1—27), вначале он стал отцом Араму, а в конце стал отцом всего мира (Трактат Брахот, 13). И вот, вначале он не мог родить сына, чтобы быть свободным для исполнения своего предназначения: учить творения взывать к имени Ашема. И это — «отец Арама». Но у его деятельности не было продолжения, геры вернулись к прежним делам после его кончины (Пиркей дераби Элиэзер, 19). А он хотел, чтобы плоды его труда существовали вечно. И это стало возможным только с изменением его имени, его знака Зодиака, чтобы смог родить (Трактат Недарим, 32) и основать вечный народ, и чтобы собирались к нему геры (Трактат Псахим, 87), пока вера в Ашема не распространится во всем мире (Исраэль кдошим).

И об этом был вопрос праотца Авраама: как я узнаю, что унаследовал вечное наследие. Как сказано: «Быть может, сыновья мои согрешат, и Ты сделаешь им, как поколению потопа и поколению разделения. Ответил ему — нет. Сказал Ему: Владыка мира, как я это узнаю», что его народ никогда не отойдет от своих корней, и даже если кто-то согрешит — останется евреем.

Как символично, что Яаков был «человеком гладким», а Эсав, его брат, «человеком волосатым». И приводится пример этому (Мидраш Берешит раба, 65:15). Лысый и кудрявый стояли на входе в гумно. Дуновение ветра принесло к ним мякину, и она запуталась в волосах кудрявого. А лысый провел рукой по голове, и все. Так у евреев все грехи — только снаружи. А почему — ибо «я человек гладкий», как сказано (Дварим, 32:9): «Ибо гладок Ашем с ним».

Гаон раби Барух Бер из Каменец, благословенна память праведника, пришел к себе домой и увидел там рабочего, занимающегося починкой какой-то вещи. Приветствовал его раби по-польски.

Ответил ему с улыбкой рабочий на польском языке. Но гаон не знал польского языка и не понял, что говорит ему рабочий и почему улыбается. Решил он выяснить это у рабанит.

Сказала рабанит рабочему, что гаон не владеет польским, и просит объяснить, что сказал ему рабочий. Улыбка стала шире, и рабочий ответил на сочном «идиш»: «Я ответил по-польски, что не надо благословлять меня по-польски. Я — еврей, и знаю “идиш”.

Услышал это гаон и побледнел. Поспешил он попросить прощения у рабочего за то, что принял его за гоя.

Ответил ему рабочий: “Рав прав, я в самом деле похож на гоя… Я не обиделся, это для меня совсем неважно”.

Заволновался гаон. Он начал объяснять рабочему, как велико отличие Исраэля от других народов. Со стороны корня их души и со стороны тонкости их качеств, за которыми стоят заслуги отцов и наследие поколений.

Закончив говорить, он спросил, понял ли его рабочий. И он опять попросил прощения. Удивился рабочий: “Ведь вы уже попросили прощения, и я простил вас!”

“Ты не понимаешь, — взволнованно сказал гаон, — я объясню тебе. Предположим, какая-то женщина умерла и оставила после себя молодую дочь. Унаследовала дочь одежду матери, но ей она была не нужна. Другая мода, другой размер. Но украшения были нужны. Это были дешевые подделки, бусы под жемчуг, стекляшки под бриллиант, ты знаешь”…

Да, рабочий знал. У его жены тоже были такие бьющиеся украшения.

“Однажды подруга попросила у нее цепочку. Она хотела надеть ее на какое-то торжество. Девушка охотно дала. Назавтра пришла растерянная подруга. Цепочка потерялась. Что бы она сделала на ее месте?”

“Бусы под жемчуг? Не новые?! Я бы сказала: не расстраивайся, это не стоит огорчений!”

Вечером отец спросил ее, где цепочка. Рассказала девушка, что одолжила ее подруге, а она потерялась. Побледнел отец: это были настоящие жемчужины, стоящие огромных денег и переходящие в семье из поколения в поколение!

Ну, как твое мнение?!»

Рабочий растерялся: «Не знаю… С одной стороны, она простила. Но не знала, за что. Если бы знала, не простила бы. И не одолжила бы»…

«Ты понял, — сказал гаон, — а ведь это точно тот случай, что у нас. Я принял тебя за гоя, обратился к тебе, как к гою. Попросил у тебя прощения, и ты простил. Потому что это не имеет значения. Это же, по-твоему, поддельный жемчуг. Но нет, нет. Это царский жемчуг, наследие поколений, чудесное сокровище. Если бы ты знал, как это важно, ты был бы очень оскорблен.

И сейчас, даже когда я объяснил тебе, ты простил со слишком легким сердцем» (Увдот и анагот Брестского дома, Мааян а-эмуна)