Со слов Саши Д.

Когда мне было десять лет, родители развелись. Когда мне исполнилось двенадцать, мы переехали в Израиль и мама вышла замуж во второй раз.

Я пошла в школу в Израиле, мама устроилась на работу в фирму своего нового мужа. Как будто всё было хорошо у нас, и так мы писали в письмах бабушке, но это всё было и оставалось только в письмах.

Почему-то мне не слишком удалось найти себя в новой школе. Мне не хватало бабушкиных котлет, когда я возвращалась домой, мне не хватало ее суетливо-назойливых вопросов: «Как прошел день?», «Что новенького?», «Что сказала Валентина Георгиевна о твоем домашнем задании?», «Подружки заметили твои новые кроссовки?»

Всё это исчезло.

Котлет в нашей квартире не было, мама вообще не успевала готовить. Ее муж покупал готовую еду, иногда они ходили в кафе-ресторан, в холодильнике были полуфабрикаты:

— Раз-плюнуть-сунуть-в-микроволновку, — говорила обычно мама. — Котлеты? Какие котлеты? Ты в своем уме? Не видишь: я занята.

Заодно с соевыми подошвенноподобными шницелями в моей жизни появилась училка с мужским именем Моран (нет, на самом деле это женское израильское имя), которая говорила с интенсивностью и скоростью газонокосилки. Я ее, во всяком случае, не понимала. И моих новых кроссовок никто не заметил.

Мне не нравились мраморные столешницы на нашей кухне, на которых ничего не стояло, не лежало, не украшало… В нашей старой квартире, особенно, на кухне было не продохнуть от бабушкиных тарелочек, блюдечек, досочек с хохломой, чайников с разной заваркой, чашек, ложек и баночек со всякой всячиной.

Мама с бабушкой часто спорили, и мама грозилась «выбросить к чертовой матери весь этот хлам, от которого не продохнуть», но никогда своих угроз не выполняла. А мне казалось само собой разумеющимся, что так должна выглядеть кухня, на которой три раза в день готовят еду. Это — не считая оладий, пирожков и блинчиков, которые едят так, дополнительно и между.

А тут — мраморные столешницы.

Мама и ее новый муж были помешаны на чистоте, если выдавалось свободное утро, вдвоем, в фартуках и шортах, они драили по локти в мыльной пене эти серые плиты.

Я стояла в проеме кухни и хотела блинчиков, но понимала, насколько не к месту прозвучит это желание. Это было больше чем «блинчики», я не находила себе места, но все терялось и погружалось в мыльную пену с лимонным запахом.

В тринадцать я больше не просила ни блинчиков, ни котлет. Если бы меня спросили, я бы сказала, что не очень-то и хочется. Я и вправду с трудом вспомнила бы их вкус или запах.

Я больше ничего не просила и больше ничего не хотела. Я отказывалась разговаривать с бабушкой по телефону и мало переживала, что ее это удивляло и обижало. Может быть, в глубине души я этого и добивалась…

Мама оставляла мне деньги на неделю, и я часами бродила по магазинам. Сначала просто так, от нечего делать, но потом открыла, что первые несколько минут после покупки я бываю почти счастлива. Не чувствую себя оторванной от чего-то, чему не знаю даже имени, не чувствую себя потерянной, обделенной — чем? Просто счастлива.

Что-то похожее на восторг наполняет тебя, слегка кружит голову, слегка дотрагивается до лица, до лба, наполняет изнутри шипучим покалывающим азартом: я приду сюда опять!..

Твои стопы легко отталкиваются от сияющих плит пола, ты словно принцесса, получившая все сокровища замка.

На пять минут.

А потом зудящий голод снова гнал меня в магазины.

Мама пожимала плечами и спрашивала, крутя между пальцами сигарету:

— Ты не слишком много денег тратишь на шмотки?

Вместо ответа я запиралась в комнате. Не думаю, что мама замечала.

В восемнадцать лет я сама стала зарабатывать себе на покупки, и мне это нравилось. Мне нравилось ни от кого не зависеть. Обычно я была в минусе, но знала, что придет зарплата и всё покроет.

Потом я вышла замуж.

Через полгода после этого мы почти развелись.

Из-за моих неуправляемых покупок.

Полки шкафа ломятся от одежды.

Я продолжаю покупать.

Холодильник с трудом закрывается. И я выбрасываю сумки с продуктами, у которых закончился срок годности, и…

И продолжаю покупать.

Муж настоял, чтобы я обратилась за помощью, иначе… иначе развод.

Вот так. И точка.

Моя реакция?

Поход в магазин с новым, неведомым даже мне, невообразимым размахом… и дырой в бюджете.

Когда я с покупками прибыла домой и муж увидел количество фирменных пакетов и упаковок, у него буквально пропал дар речи.

А я разрыдалась.

Я не хотела разводиться. Я очень дорожила своим браком, возможностью построить семью так, как я хотела.

Но эта хрупкость… хрупкость того, что ты приобретаешь, того, что так нужно тебе, как воздух, и так же, как воздух, неудержимо, так страшила меня, так пугала неотвратимостью, что в результате я снова бежала к прилавку: почувствовать, что я существую, что меня наполняет шипучее, приятно щекочущее счастье, брызжет на лицо румянцем, а в глаза — блеском торжества…

Я покупаю — значит — я существую…

А ведь я могла и в сорок, и в шестьдесят жить так, будто единственное счастье этой жизни — это, расплатившись, сжать пальцами фирменный пакетик с очередным шампунем для ковра...

Всё-таки я обратилась за помощью. Это было непросто не только для меня, но и для большинства магазинов округи: хотя бы половину месячной выручки они имели благодаря моей банковской карточке)). Я страшилась помощи, опасаясь, что у меня отберут то, чему я не смогу найти замену, и я этого не выдержу.

Но это оказалось не так... Это оказалось совсем не так... Не так, как я думала. Никто мне не угрожал, что, если не исправлюсь, останусь одна. Этого не было, а что было? Много невысказанной грусти внутри, много растерянности, наивности и неумения дорожить тем и сохранять то, важнее чего у тебя ничего нет и быть не может...

Я позволила себе плакать: то, чего не позволяла много лет. Плакать, вспоминая уставленную баночками кухню, стены, тесно завешанные дощечками с хохломой и тапочки с помпошками... Вспоминая те часы, дни и годы, которые проводила перед прилавками, между ломящимися от товаров полками, на которых было всё, всё, что можно только захотеть, не было только одного. Не было того, чем можно насытить расстроенное сердце.

Сегодня я понимаю себя и принимаю или хотя бы стараюсь, иногда это даже получается... Получается находить в себе, принимать и радовать ту девочку в растянутой домашней футболке в проеме кухни, которой так хотелось блинчиков, но еще больше — ласковых слов и теплого сердца...

Теги: семья, История из жизни, Между людьми, Случай из практики