Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
«Выкупающий пленного за сто динаров или дающий подаяние бедному в сто динаров, что есть все, чего бедному недостает, не сравнятся с тем, кто выкупит десять пленных или восполнит недостающее десяти беднякам, каждому по десять динаров.»Орхот цадиким. Щедрость

Быть честным с женщиной?

Отложить Отложено

Я сделал немало ошибок в своей жизни и за это поплатился. Грубо говоря, за некоторые мне приходится расплачиваться до сих пор.

Я был глуп. Например, я думал, что, вооружившись честностью, можно выбраться из неоднозначных ситуаций. Честность это, в некотором роде, как чеснок: полезно и здорово, убивает микробов. Но для твоего собеседника это может быть если не убийственно, то, по крайней мере, очень неприятно…

Теперь я, надеюсь, поумнел. Теперь я называю это не честностью, а справедливостью. Справедливо — это спросить себя: достаточно ли резервов для моей честности у моего собеседника? Ответ часто — нет.

И не будет неожиданностью, если скажу, что у женщин нет резервов, чтобы принять. Да-да. Честность — она бывает габаритная и неправильной формы. И режет по живому. Женщины этого не прощают.

И даже те из них, кто никогда вам этого не скажет, определят вас для себя как персону нон грата. И сколько вы потом ни старайтесь и ни доказывайте, всё будет бесполезно. Женщины — как никто — покажут вам, что вы нон грата, не сказав ни единого слова, но всё сказав: стремительно и беспощадно.

Женщины вообще часто бывают беспощадны. Больше, чем мужчины. Например, есть выражение: «как жалеет отец сыновей» (Тэилим 103:13). Почему отец, а не мать? Ответ прост: женщинам тяжело простить.

Они в этом плане лишены гибкости: вроде, всё им объяснили и они всё поняли, а упрямо стоят на своем, не могут простить и забыть. Как дикари какого-то примитивного племени, которые не могут расстаться с пустой и ржавой консервной банкой. И ты бессилен что-то изменить…

Я женился далеко не юношей. Немного после тридцати — нормальный возраст, в пределах статистики.

Конечно, я не был монахом, но об этом говорить нечего. Самое неприятное для меня заключалось в том, что, когда я был еще сравнительно молод и мой разум еще не был подвержен вирусу подозрительности, а эмоции не облачились в непромокаемую плащ-палатку, я был влюблен в девушку, ради которой готов был свернуть горы. И свято верил, что она отвечает мне взаимностью.

Оказалось, что это не так…

Не просто не так, а очень сильно «не так»…

Для меня всё случившееся было полной неожиданностью, катастрофой, будто небо рухнуло на землю, тучи оказались в тонну весом, а от разряда электричества между ними мир обгорел и облачился в траур. Я долго лежал на земле среди обломков облаков, уличных фонарей, сломанных и обугленных осенних деревьев парка и обгоревших скамеек, пока не осмотрелся, понял, что… так сегодня выглядит планета и с этим придется смириться. Я поднялся на ноги, научился довольно устойчиво стоять, но верить кому-либо перестал. Особенно женщинам. Им — отдельно и особенно.

С ними можно было пофлиртовать, но Б-же вас сохрани доверить им ваш разум и уж никогда — чувства.

Можно сказать, что только со времени крушения моего кумира, которого я сам себе сотворил и за свою веру в которого так тяжело расплачивался, — только с того времени я начал взрослеть. Постигать мир людей таким, какой он есть на самом деле, а не таким, как его рисует наше воображение или фильмы. 

Всё намного проще и жестче. И беспощаднее. Нет, я не стал беспощадным, но я возвел укрепления вокруг себя и перестал слишком много об этом думать и вовсе перестал чувствовать.

Я достиг кое-чего в своей области, помогли друзья, потом я помогал своим друзьям, потом друзьям друзей, и мне когда-то помогали, и я не забыл. Это был мир мужчин, который ясен, честен и жесток.

За исключением нескольких друзей.

Они женились и на некоторое время выпадали из обоймы, потом снова появлялись, но уже другими. Более снисходительные, менее сконцентрированные на вас, с пятнами молочной смеси на плечах.

Я уже давно начал путь к тшуве (раскаянию) и всё больше осознавал, что должен жениться. Это случилось быстрее, чем я думал, быстрее, чем я оказался готов. Если говорить о готовности, то она появилась, по моим скромным оценкам, лет через пять-семь после того, как я уже состоял в браке. По крайней мере, к тому сроку (отсидки) я уже более-менее понимал, что от меня требуется. А до этого — только то, что требуется мне.

Я не умею красиво писать и не могу расшевелить воображение читателя разными красотами последней предсвадебной недели-двух. Тем более что я не помню никаких красот. Только усталость и нетерпение: и когда уже эта волокита закончится. Спросите лучше у моей жены: она вам расскажет про берег моря и закат, и цветы, и волнительные встречи и расставания.

Нет, я всё делал правильно, как по нотам. Я же не совершенный идиот, хотя женщины, конечно, могут с этим поспорить.

Невеста спросила меня:

— Скажи, ты готов к женитьбе? Ты хочешь жениться?

На что я ответил — каков вопрос, таков ответ:

— Фифти-фифти.

Почему я так ответил? Просто опыт той моей юношеской увлеченности — чем ближе дело к свадьбе, тем сильнее восставал из глубин моей памяти… Даже не сам опыт, а его печальное окончание, так как сами чувства давно перегорели, но их зола все еще осыпала пеплом мои планы на жизнь с другой женщиной…

Я не знал. Я боялся. Я хотел оставить себе порт. Не все корабли выводить из гавани. Оставить бухту, где я могу укрыться в шторм. Я боялся шторма. Я не знал, как себя вести в шторм. Я, откровенно говоря, опасался, что рано или поздно, но непременно, меня снова отвергнут, что я потеряю всё, что с таким трудом возводил вокруг себя…

И поэтому я так ответил:

— Фифти-фифти.

Что значит: наполовину готов, наполовину — нет.

За эти слова я расплачиваюсь много лет. Я люблю свою жену. Сегодня она для меня, без преувеличения, самый важный человек в жизни. Я, не думая, отдам за нее жизнь.

Но не всегда лечу как на крыльях выбросить мусор или помочь с детьми. Признаю. Мне по-прежнему тяжело, когда меня ограничивают, и еще тяжелее, когда нет благодарности. И еще тяжелее, когда мои старания не достигают цели и она недовольна.

Она не забыла мои слова — «фифти- фифти», хотя я тысячу раз доказывал и делами, и словами, что это просто неудачное выражение, ошибка.

Нет мне пощады.

В такие моменты я ощущаю, будто корпус проломлен, в трюме вода, с которой не справляются насосы, и всё это потому, что я вовремя не выставил сигнальные огни.

Как доказать женщине, ребру Адама, что она ошибается, поминая прошлое…

…неужели нет никакого выхода?

 

На основе реального случая, со слов р. Ицхака Фангера

 

Теги: История из жизни, Между людьми