Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
В прошлый раз мы писали о том, что презумпция невиновности (хезкат кашрут) не позволяет нам верить лашон ара. Хазака эта перевешивает одного свидетеля, поэтому, когда свидетель приходит в суд и утверждает, что другой человек что-либо нарушил, ему не верят, см. историю с Зигудом и Тувьей. Однако Тора устанавливает, что двум свидетелям можно верить и хазака (предыдущий статус) того, о ком свидетельствуют, в таком случае не учитывается.
Исходя из этого, можно предположить, что если мы слышим лашон ара от двух (или больше) человек, то им верить можно. Однако Хафец Хаим (законы лашон ара, гл. 7, пар. 3) пишет, что это не так, по трем причинам:
Этот вопрос, правда, неоднозначен. Как пишет Хелкат Биньямин, по этому вопросу разошлись мнения двух великих мудрецов — р. Яакова из Лиссы (1760—1832, Польша), автора Нэтивот аМишпат, и р. Арье-Лейба аКоэна (1745—1821, Галиция), автора Кецот аХошен. И Нэтивот аМишпат, и Кецот а-Хошен являются классическими комментариями на Хошен Мишпат — раздел Шулхан Аруха, разбирающий денежные вопросы. И в Нэтивот аМишпат (гл. 38, прим. 7) сказано, что свидетельство возможно вне суда. А Кецот аХошен (Мешовев аНетивот, гл. 38) с ним спорит и пишет, как и Хафец Хаим, что понятие эдут, «свидетельство», не существует вне суда.
Это разногласие касается запрета Торы, поэтому на практике, исходя из принципа сафек дэорайта лэхумра («Когда существует сомнение относительно запрета Торы, следуют более строгому мнению»), мы не имеем права положиться на «облегчающее» мнение. Тем более, в нашем случае Хафец Хаим принял решение по этому вопросу согласно мнению Кецот аХошен и его постановление никем не оспаривается.
А теперь, как всегда, примеры:
В русской синагоге города Н-ска торжественное событие. Отмечают открытие нового здания — до этого синагога снимала по пятницам и субботам помещение в местном гане (детском садике). Деньги на здание пожертвовал бывший трудящийся Советского Востока, а ныне князь грузинской экономики Яков Исаакович Хасидашвили. В свое время, обсуждая свое пожертвование с Рабиновичем (габаем) и Борей Коганом (ответственным за строительство), он пожелал, чтобы синагогу назвали Бейт Ицхак, в честь его отца, и чтобы обязательно на почетной доске написали, что здание построено в честь хахама Ицхака Хасидашвили. Мой отец был хахам при Советской власти, в лагере сидел, говорит Хасидашвили, и это много значит — надо ему почет дать, как полагается
Во время церемонии Саша-программист замечает, что Хасидашвили сидит с очень кислой физиономией, а потом подходит к Рабиновичу и Когану и начинает что-то с ними недовольно обсуждать, бурно размахивая руками.
«Что случилось?» — спрашивает их потом Саша.
«Да очень привередливый он, — отвечает Коган. — Отца хахамом на доске забыли назвать».
«Действительно, — вторит ему Рабинович. — Ну, не написали, что его отец был хахам, ну и что? Зачем такой шум поднимать?»
Саше трудно не верить Когану и Рабиновичу вместе. Не могут же они оба врать! Очевидно, у Хасидашвили действительно слишком сильно развитое чувство собственного достоинства, иначе говоря, гордость, и он готов ссориться из-за маленького упущения. Однако Коган и Рабинович забыли сообщить Саше одну маленькую деталь, которая в корне бы изменила его взгляд на происходящее — то, что Хасидашвили специально попросил их отметить, что его отец был хахамом, и его неудовольствие вполне понять можно. И происходит оно не из ущемленной гордости, а из-за того, что с его ясно выраженным пожеланием не посчитались a он, как сын, не оказал полного уважения своему отцу.
У программиста Влада (см. https://toldot.com/blogs/leib/leib_1287.html ), в первый раз в жизни оказавшегося без работы, неожиданно оказывается очень много свободного времени. Появляется возможность подумать о жизни и о смысле жизни, и это приводит Влада в синагогу, на уроки Торы. Там с ним знакомится Боря Коган — душа синагогального общества. А через некоторое время к Когану в гости приезжает Леша Назаров, друг по институту, а теперь большой бизнесмен. Назарову нужно нанять в Израиле пару программистов для поддержки исследовательской работы в России. Коган знакомит его с Владом. Назаров доволен Владом, но сначала хочет узнать о нем со стороны.
«Кто еще может о нем чего-нибудь сообщить?» — спрашивает он Когана.
Боря, немного поразмыслив, отвечает: «Знаешь, я сейчас вспомнил, у нас тут один парень есть, который раньше с ним работал. Давай я его спрошу».
«Хорошо, — говорит Назаров. — Только давай я с ним сам поговорю, пойдем все вместе в ресторан на бизнес-ланч, и скажи ему, чтобы он еще одного товарища с работы привел, я с ними обоими поговорю».
Назавтра Коган, Назаров, Саша-программист и Сашин коллега Ярив сидят на набережной в кафе. Назаров разговаривает с ними на русском, а Боря Коган переводит на иврит.
— Влад хороший программист?
— Да.
— Человек ответственный?
— Да, на него можно положиться, он, что скажет, то сделает.
— А почему он ушел из компании?
— Вроде бы, шпионил, — говорит Саша.
— Это правда? — спрашивает Ярива Назаров.
— Да.
Коган верит Саше и Яриву. Ведь очевидно, что они не пытались очернить Влада, а просто говорили то, что считали правдой, и сказать это им было необходимо.
Но на самом деле Коган поступает неправильно. Ведь ни Саша, ни Ярив не знают, шпионил Влад или нет. Это просто слухи, которые ходили в компании. Максимум, что они могли бы сказать о Владе, это то, что его уволили из-за подозрения в шпионаже, которое никогда не было доказано. И тогда, возможно бы, Коган совсем по-другому воспринимал Влада. А пока то, что Коган смотрит на Влада как на человека недостойного доверия, является кабалат лашон ара — Коган поверил злословию.
Теги не заданы
