Рассказывает Авраам Коэн
ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ
Как-то в середине девяностых в московской ешиве на праздник Суккот гостил один человек, которому позвонили одноклассники с просьбой — оплатить похороны учительницы, трагически погибшей в автокатастрофе.
Этот парень спросил кого-то, и ему ответили, что по букве закона он не должен тратить несколько ежемесячных зарплат на похороны чужого человека. Ситуация осложнялась тем, что тело хотели передать в мединститут, так как родственников у нее не было…
Он спросил рава Зильбера, и тот сказал:
— В мединститут, на опыты? Человека надо хоронить по-человечески. И еврея, и нееврея. Если можете, помогите…
Сказал мягко, — не как указание, а как совет.
Рассказывает Хаим Шаул
УЛЫБКА С НЕБА
История общеизвестная, во всех газетах была, и по телевидению. Один парень попадает к Раву, интересуется, хочет стать евреем, принять гиюр. Начинает серьезно заниматься, хорошее впечатление производит, и так с нами он был месяцев десять. Ходил на уроки к Раву, учился — серьезный парень.
Вдруг его арестовывают! Обвиняют во всех грехах. Международный скандал: глава мафии, убийца и все что угодно. Рав хватает такси, едет в суд, начинает говорить о нем с прокурором. Тот спрашивает:
— Вы, может быть, не знаете, о ком идет речь? Вы знаете, что в газетах написано?
Рав отвечает:
— То, что там было, я не знаю, не проверял. Но уже почти год я знаю его как приличного человека.
Думаю, для того парня это было большим уроком, что такой человек, как Рав, оставляет все дела и помогает ему — не — еврею, которого обвиняют во всех грехах, какие бывают на белом свете…
В итоге рав Ицхак добивается, что тот в тюрьме проходит гиюр, а потом хупу делает ему в тюрьме…
От одного большого чиновника все зависело — давать разрешение на хупу или нет. А парень этот по документам не еврей. Кто хочет с таким связываться?
На уровне раббанута был шум, и в министерстве юстиции был шум, но Рав пробрался к самому главному, кто отвечает за тюрьмы в Израиле… Он рассказывал, что, наверное, на
Лубянку легче было бы пробраться, чем к этому главному, который все решал.
Когда начальник тюремного управления оформил все бумаги, он позвонил и попросил:
— Передайте, пожалуйста, раву Зильберу, я уже все подписал. Пусть он больше ко мне не приходит!
А парень в тюрьме крепко держится, даже начал людей приближать к Торе. Звонит: поговорите с тем, с этим, — вел религиозную агитацию. Мы ему книги посылаем, он у нас как отделение ешивы в тюрьме. Когда я к нему приходил, он был в белой рубашечке, цицит навыпуск…
Наконец добились разрешения делать хупу. Прямо перед Новым годом Рав убежал делать ему хупу, хотя врачи не рекомендовали ему уезжать в другие города. Поэтому он никому ничего не сказал, поехал в тюрьму один, а там ничего не получилось…
После этой поездки Рав Ицхак три недели был больной.
Как-то раз в середине Хануки он меня подзывает:
— Ты со мной поедешь.
А я знал, что врачи не рекомендовали ему долгие поездки:
— Может быть, раву Бенциону скажем?
Он сразу понял, что у меня на уме. Говорит:
— Чтобы ты не смел никому ничего говорить! Если скажешь, будешь предателем. Я тебе обещаю: со мной будет все хорошо.
Рано утром мы выехали в тюрьму делать хупу. Родственники приехали и привезли целые тележки продуктов. Наверное, думали, что стол накроют для заключенных, но оказалось, — заключенным есть привезенную пищу нельзя, только тем, кто из охраны.
Рав Ицхак хотел, чтобы был миньян — десять религиозных евреев. Проверял, чтобы были только те, кто соблюдает субботу. Мы были соблюдающие, и жених соблюдающий, и еще там были два раввина — один тюремный, и тот, кто уроки дает.
В общем, полминьяна есть. Теперь надо было из тюремщиков найти. Рав всех расспрашивал, и был один парнишка-охранник, он засомневался в том, что соблюдает все правильно:
— У меня не все точно по закону. Я не очень-то…
Но Рав ответил:
— Если ты решил соблюдать субботу, ты уже бааль тшува, ты годишься в миньян.
Рав командовал парадом. Так получилось, что все слушались с полуслова. Поставил хупу, сказал диврей Тора. Все слушали, как загипнотизированные… И он закончил:
— Видите, здесь Шхина была!
Потом охрана приказала: продукты забрать с собой. И они нам в такси все загрузили, и пока мы ехали домой, вдруг позвонили по пелефону, и сообщили про одного гера, которому нужно было сделать хупу, — а у того ни крошки не было… И мы договорились на следующий день сделать этими продуктами вторую свадьбу!
Там это было как улыбка с неба, — мицва горерет мицва.
Рассказывает Лора Полищук
ВОЛОКИТА
У рава Ицхака были друзья, которым он был обязан еще по России, а он всегда был очень признательным человеком… но не за счет Торы. Их сын приехал сюда с нееврейской женой. Рава Зильбера попросили помочь сделать формальный гиюр — по старой дружбе, — ведь он был им обязан…
Рав Зильбер всячески увиливал, не хотел напрямую отказывать:
— Да, да, конечно… Но я ничего не могу сделать сам, надо сначала идти в раввинат, открывать дело. Когда все будет готово, — я как только, так сразу…
А в раввинате — волокита, заседания, проходят годы… Пока этот друг рава Ицхака сам не понял, что его невестке это не очень-то и надо.
Он старался ни с кем не пререкаться, не вступать в споры.
Рассказывает Цви Патлас
Абсолютный счет
Рав говорил: когда передо мной встает тяжелый вопрос, я решаю его так: если бы меня уже не было в этом мире, как бы я ответил на этот вопрос, — если бы я посмотрел на него с какой-то далекой звезды, как будто я умер, меня уже нет, без любого личного интереса, как бы я решил этот вопрос?
Например, что делать: дать какому-то человеку рекомендацию на гиюр или нет? Все счета отбрасываются. Вопрос: этот человек искренне хочет принять еврейство? Да или нет?
Никаких других счетов нет.
И никаких других расчётов, никакой политики, неважно, будут на него обижаться или нет, — все неважно. Есть абсолютный счет.
Это называется «гамбургский» счет — когда в Гамбурге собирались все борцы, которые выступали в цирках мира и раз в году выясняли, кто действительно чемпион, по-настоящему.
Представьте себе: человек убегает от КГБ в Ташкент, а там всем известны доносчики в двух миньянах. Так вот, именно их детей он начинает обучать Торе. Ну, что это? Что это он лезет на рожон? Нет, здесь скрыто что-то другое. Он не пришелец из космоса, он — праведник, тот, кто делает ради Творца все, чего Творец от него хочет.
Конечно, у него был страх, несомненно, он боялся, чтобы КГБ его не схватило. Но в этот момент у него был абсолютный счет: что в этот момент хочет от меня Творец? Именно это я буду делать! А всё остальное — неважно…
Рассказывает Авраам Куперман
ПРОСТОТА
Когда говоришь о раве Ицхаке Зильбере, следует начинать, как в книге «Орхот а-Цадиким», с первых «врат» — врат тщеславия и скромности.
Он вел себя очень и очень просто. Любой, самый обыкновенный человек не чувствовал никакой дистанции между собой и им. Простой человек не шел к другому раввину, потому что есть страх перед ним, а с равом Зильбером можно было поговорить по-свойски. И он постоянно старался так себя вести, чтобы у каждого человека не было ощущения дистанции.
Никогда не забуду, как он меня попросил получить благословение одного раввина. Я не буду называть его имя, потому что оба уже в ином мире. Хорошо, я решил пойти, почему бы и нет?
Когда раввин благословил нас и мы двинулись к выходу, рав Зильбер уходил спиной, лицом к раввину, спиной к двери, как уходят от Торы. На лице его было уважение и даже страх.
Я удивился в своем сердце: почему? Я зять рава Зильбера, и считал, что знал его истинное величие, — а он, сгорбившись, почти припадая к земле, выходил от этого раввина с огромным уважением, и я поневоле тоже вынужден был так же себя вести…
Единственное объяснение этому, что он на самом деле чувствовал себя маленьким, обычным человеком. Невозможно вести себя так, если не быть в действительности скромным.
Расказывает Моше Элашвили
НУ! НУ!
После урока мы с Шаулем провожали Рава. Перед его домом я попрощался, а Шауль хотел идти провожать его еще дальше, — у него был какой-то вопрос.
Я тихонько попросил:
— У меня машина не заводится, пока вы не ушли, помоги толкнуть.
Когда Рав увидел, что мы толкаем машину, подбежал, навалился плечом и тоже стал ее толкать. Даже стукнул по багажнику и прикрикнул:
— Ну! Ну! Заводись!
Он был раввин, и ему было уже лет за восемьдесят точно, но вел он себя очень просто, — и всегда старался помочь.
Рассказывает Хава Куперман
БЕЗ ПЕРЧАТОК
Он не любил людей, к которым нужно было «одевать перчатки». Есть такое выражение на идиш. Люди, к которым надо найти подход, с которыми просто так не поговоришь, — сам он был очень прост в общении и терпеть не мог высокомерия. Если к человеку не нужны были «перчатки», он об этом говорил и очень радовался, — значит, это хороший человек.
Он любил активных, деятельных людей. Когда мы были маленькими, я не была такой уж активной девочкой, а папа хотел, чтобы мы были более деятельными. Он, когда был ребенком, везде залезал, даже на шкафы, и меня тоже учил залезать на шкафы, а мне это не очень нравилось…
Он с восторгом говорил о ком-то: «Он — мазик, он может все перевернуть!» Это было самое уважительное слово.
Рассказывает Моше Айзенштат
ЕВРЕЙ
Когда я решил жениться и должен был получить разрешение на хупу, пришлось доказывать, что я еврей. Нужно было найти двух свидетелей. А где здесь, в Израиле, сразу после приезда я мог найти свидетелей? В раввинском суде говорят: «Дай двух свидетелей!»
Прихожу к раву Ицхаку и говорю:
— Ну где я возьму двух свидетелей?
— Не нужно никаких свидетелей. Я тебе напишу сейчас записку, придешь на суд и покажешь её, и всё у тебя будет в порядке.
Он отрывает от газеты маленький кусочек и пишет: «Я под — верждаю, что Айзенштат Моше — еврей».
— На, это им покажешь.
Я прочитал и говорю:
— Рав Ицхак, ну вы хоть подпись поставьте!
Он говорит: — Не надо.
Прихожу в раввинат. Там меня спрашивают:
— У вас есть свидетели?
— Да, вот рав Зильбер написал записку.
Они прочитали записочку и говорят:
— У вас все в порядке.
Меня как громом ударило. Просто груз с души свалился. Так буквально и было написано на клочке бумаги: «Моше — еврей».
Поделитесь этой страницей со своими друзьями и близкими:
