Воспоминания деятеля еврейского подполья в СССР
Мы живём в уникальной стране. Всё, что стоит прочитать, в книжном магазине не купишь и в библиотеке не возьмёшь. Сколько себя помню — самое интересное, познавательное, прекрасное и полезное чтиво было доступно только в виде самиздата.
Я другой такой страны не знаю… С самого детства: Высоцкий, «Доктор Живаго», Солженицын, «Чонкин», Бродский, Мандельштам, Галич, Шаламов, Хармс, Стругацкие, «Мастер и Маргарита», анекдоты Губермана и эпиграммы Гафта, стихи Цветаевой и Гумилёва, песни бардов, Библия — мне всё это приходилось читать в самиздате. В перепечатке на пишущей машинке. «Эрика» берёт четыре копии, Вот и всё! …А этого достаточно. Этого было достаточно, чтобы понять, что в этой стране жить нельзя!
В перепечатке на машинописной бумаге, на кальке, на папиросной! Вы помните? Вы всё, конечно, помните. В виде светокопий с фиолетовым оттенком (цианотипия). В виде распечаток на компьютерных принтерах АЦПУ. В виде пачкающих руки ксерокопий. В виде фотокарточек! В виде рукописных копий!
Самиздатом распространялась не только запрещённая или опальная литература, но и вполне легальные, но дефицитные учебники (помните Бонка?), задачники (помните Сканави?), словари (помните Иврит-русский словарь Шапиро?) и многое-многое другое — нужное, но недоступное в магазинах. Наряду со словами «спутник», «перестройка», аббревиатурой «КГБ», термин «самиздат» стал интернациональным.
За самиздат можно было реально «сесть». Тысячи сидели в те годы по 190-й («Распространение заведомо ложных…»). Получить статью можно было за изготовление материалов (особенно на казённом оборудовании, будь то пишущая машинка, ксерокс или принтер), за незаконную предпринимательскую деятельность (я с такими «предпринимателями» потом сидел). Ещё реальнее было за самиздат лишиться работы, быть исключённым из комсомола, «вылететь» из института, попасть «на беседы» или в оперативную разработку к гебешникам.
Евреи — народ Книги, и в еврействе грамотность, книгочтение, изучение текстов играет ключевую роль. В советском еврействе обеспечение, вернее — самообеспечение книгами, учебными пособиями и материалами имело огромное значение. Позволю себе словотворчество. У нас было не так много источников этого самообеспечения:
- Тутиздат (изданное в СССР) — молитвенник «Мир» и Пятикнижие, которые можно было с большим трудом купить в синагоге, и словарь Шапиро, который было вообще не купить. Вот и всё.
- Тамиздат — то, что в единичных количествах привозили наихрабрейшие из иностранных туристов. Хранение «тамиздата» тоже было небезопасно. Но у московских счастливчиков были учебники «Элеф милим», тонюсенькие брошюрки переводов Фримы Гурфинкель, у более продвинутых — мишнайос Кегати и даже более толстые книги «на языке оригинала».
- Самиздат — то же, что в пунктах 1 и 2, но для less fortunate, но более массовых учеников.
- Дориздат — еврейские книги, изданные до революции. Об этом — отдельная глава, поскольку с «дориздатом» (термин придуман мной только что) связана история моей «посадки».
Да, чуть не забыл! Источником «тамиздата» были ещё и Международные книжные выставки, проходившие в Москве в 1977 и 1981 годах. Там были стенды израильских и американских еврейских издателей. Мы брали у них книги, пластинки, но на выходе нас, умников, хватали комитетчики — добычу отбирали, данные записывали. Лично у меня из добычи остались только две гибкие грампластинки, которые я догадался спрятать в носки, обернув вокруг ног. На одной — «Ойфн припечек», на другой «Бархейну Овину» Карлебаха… Ведь школу мастырного дела я еще тогда не прошёл, а чекисты с подростка штаны снимать на международной выставке постеснялись…
***
Моё еврейское самообразование (правильнее сказать — ликбез) начинается в том числе с самоучителя языка иврит на фотокарточках, который мне дал на время (а держал я его минимум год) мой друг Вадик Яловецкий. Груда фотобумаги занимала целую обувную коробку. Эти серые фотошедевры я штудировал ежедневно в течение года, а потом попал в группу иврита Саши Барка. Там я получил учебник «Элеф милим» (не помню — на фотобумаге или на ксероксе отпечатанный), а друзья Мойше и Элийогу подарили мне ксерокопированный словарь Шапиро. Жил я тогда с родителями, которые, по понятным причинам, болезненно относились к наличию в доме еврейского самиздата (а также тамиздата и дориздата). Но мне уже исполнилось шестнадцать, и я считал себя достаточно взрослым и независимым, чтобы решать, чем мне заниматься и какую литературу дома держать.
Позже я принимал уже активное участие в самиздате — не только как пользователь, но и как изготовитель. Фотоделу меня отец обучил ещё в четырнадцатилетнем возрасте (он был журналистом, фотографировал профессионально, и дома было всё для фотолаборатории).
Поначалу я копировал по собственной инициативе то, что считал нужным: учебные материалы, книги по иудаизму — в нескольких экземплярах. Для этого требовался зеркальный фотоаппарат «Зенит» со вспомогательным кольцом, который крепился на штатив фотоувеличителя, две фотолампы по 500 Вт, всё остальное — как для обычной проявки и фотопечати. Расходные материалы продавались в магазине «Фотолюбитель» на улице Горького. Отец много нервов потратил, запрещая мне этим заниматься. Мама страдала от этих скандалов.
Потом я несколько раз проворачивал эти авантюры по просьбам друзей. Первым моим заказчиком был ныне известный писатель Эзра Ховкин, по просьбе которого я переснимал (уже у него на квартире) книгу по законам семейной чистоты.
До сих пор на моих книжных полках встречается «Самиздат»
Когда я женился, мы купили пишущую машинку «Эрика», и жена научилась на ней печатать. Мой учитель реб Авром Миллер отдавал ей собственные рукописи на перепечатку. Его перевод «Кицур Шулхон Оруха» с его же, реб Аврома, комментариями, — ценнейший труд! Перевод книги «Симло хадошо» для шойхетов. Даже сказки и притчи! И платил за работу.
Теперь поподробнее про «Дориздат». То есть дореволюционные издания. Сюда также относятся и книги (по-еврейски книги — сфорим), изданные в период между Мировыми войнами на территории независимых тогда Литвы и Польши.
В Москву, равно как и в другие российские города, в двадцатом веке попало много евреев из местечек и городов Черты оседлости. Далеко не все они подверглись тотальной советизации. Многие привезли с собой и держали в своих углах в коммуналках Талмуды, Сидуры, Хумаши и другие «сфорим». Очень многие евреи тот факт, что они не просто грамотные, а получили образование в ешивах, а то и вообще — раввины и талмидей хахомим, тщательно скрывали ото всех, включая собственных детей и внуков. Да что я вам рассказываю? Вы и сами — внуки и правнуки тех евреев! А куда потом девались эти сокровища, после смерти дедушек? Были такие (сам слышал много подобных историй), что после смерти отца или свёкра нанимали телегу или грузовик и вывозили все книги на свалку. Но большинство, всё-таки, были людьми совестливыми, и везли наследство родителей в виде многочисленых томов еврейских книг в синагогу. Таким образом подвалы и чердаки советских синагог (а открытыми остались пара процентов от общего их количества) были буквально забиты сфорим.
Но когда появились молодые ребята, которые учили иврит и хотели читать и изучать старые еврейские книги, синагогальные старики вообще относились к этим новичкам с подозрением. Старики, как правило, боялись собственной тени и имели на то очень веские основания. Основания в виде многих лет в тюрьмах и лагерях, выбитых на допросах зубов и барабанных перепонок, множества исчезнувших друзей. Среди молившихся в синагоге стариков почти не было людей несидевших. А сидевший человек, поверьте мне, смотрит на мир и на людей совсем другими глазами. К этому следует добавить, что официальные лица советской синагоги назначались «Культом» (отделом Совета по делам религий, гебешной конторой). А ведь именно от этих лиц зависело, сможет ли некий студент Боря, которому очень нужен Хумаш-Ваикро с комментарием Раши, получить эту книгу. А этих хумашей там на чердаке сотни, и девать их некуда, из едят черви и мыши и на них гадят голуби. И с одной стороны: пусть уже эти книги, наконец, хоть кто-то читает, а с другой: что будет говорить княгиня (простите, майор) Марья Алексевна?
Нам, молодым, всё-таки удавалось раздобывать сфорим всеми правдами и неправдами. Мой друг Мойше работал одно время сторожем в «Марьина-Роща-Шул», что имело большие плюсы. Мой друг Элийогу привёз много старых книг из рижской синагоги «Пейтавас-Шул». На чердак хоральной синагоги нас пускал большой праведник сойфер реб Шолом, из мастерской которого вела туда дверь.
Нынешние евреи знают унифицированный «блат-геморо» (лист Талмуда) издания «Типографии вдовы и братьев Ромм» (Вильно, 1886г.), ведь все послевоенные переиздания делались с этой версии. А мои друзья учились по изданиям Славуты, Житомира и даже Амстердама, в которых расположение текста и комментариев на странице — совсем другое*. Наши домашние библиотеки были «сборными солянками»: пять хумашей Торы, четыре раздела Шулхон Оруха, Мидраши, книги Танаха, трактаты Талмуда — были все из разных изданий. Нам приходилось эти сфорим реставрировать. Большое удовольствие — видеть отреставрированные тобой святые книги на полках подмосковной ешивы «Тойрас Хаим» или в доме Мойше в Манси.
Расскажу две майсы.
В синагоге на Архипова была ешива. Официальная, советская. Называлась «Коль Яаков» (голос Яакова), мы её называли «Йдей Эйсов» (руки Эсава). Преподавал в ней бывший одесский раввин Исроэл Шварцблат, личность неоднозначная, но выдающаяся. Ученик ешивы «Слободка» в Каунасе. Знал Талмуд «на иглу». Это когда том Талмуда протыкают иглой, а экзаменуемый называет все слова, на каждой странице, через которую игла прошла. При мне реб Авром Миллер звонил реб Исроэлю и спрашивал какое-то место в Геморе, которой у него под рукой не было. То есть, «Одессер ров», как его называли, был талмудической энциклопедией самого реб Аврома!
Реб Исроэл Шварцблат — ровно в центре
Я приходил к реб Исроэлю, когда мне нужны были конкретные сфорим. В его распоряжении была большая ешивная библиотека на втором этаже. Прихожу, говорю: «Реб Исроэл, мне бы Хойшен Мишпот…». Он мне громко: «Зачем он тебе? Хойшен Мишпот (четвёртый раздел Шулхон Оруха — имущественное право) даже не “нойhег” в наше время (т.е. не актуален)!» А потом — тихо: «В двенадцать я иду на обед, дверь запереть забуду… Смотри, чтобы тебя Фрида не увидела, она — зугтер…»
Фрида Борисовна — смотрительница миквы, по совместительству — уборщица. Праведная женщина, цадекес, родом из Румынии. У нее были ключи от библиотеки, ведь она там убиралась. Во время уборки она пускала меня, бывало, в библиотеку, чтобы я взял оттуда книги, не забывая при этом предупреждать: «Смотри, чтоб реб Исроэль тебя с книгами не заметил, он же с властями сотрудничает…»
Синагога в Марьиной Роще
Майса вторая. Синагога в Марьиной Роще. В 1983 году туда был назначен новый председатель по фамилии Равич. Герой Войны, бывший лётчик-истребитель. Откуда он взялся — непонятно, в синагоге его никто раньше не видел. В кабинете правления было очень много книг, но брать нам их никто не позволял, боялись «тёти Сони».
А мне, исключённому из института, старики дали «штик парносэ» (немножко подзаработать) — поручили покрасить молельный зал — балкон и столбы галереи, стены, скамьи. И я там крутился всё лето. Зовёт меня новый председатель Равич и говорит: «На завтра я вызван в Культ, где мне объяснят,что нельзя вам экстремистам книжки давать. А сегодня можешь взять, что тебе надо…» и ушёл. Я съездил домой за тарой, привёз два «абалаковских» рюкзака, туристы знают: туда человека можно поместить, набил оба книгами, взвалил на себя — один рюкзак сзади, один спереди, и увёз. Лётчик Равич сбил в время войны какое-то рекордное количество «мессершмитов», но еврей Равич спас таким образом еще большее количество сфорим.
Не удержусь — расскажу ещё третий эпизод. На десерт.
Когда меня арестовали в Киеве, мои друзья в Москве сообразили, что мою квартиру надо срочно готовить к обыску. Несколько человек поехали ко мне на улицу Весеннюю эвакуировать сфорим. Они паковали книги в картонные коробки, спускали коробки на лифте, выносили к грузовику, который им удалось раздобыть. У подъезда «грузчиками» руководила моя 80-летняя бабушка Анна Израилевна. Она громко вскрикивала: «Осторожно, осторожно! Там хрусталь!»…
*«А мои друзья учились по изданиям Славуты, Житомира и даже Амстердама, в которых расположение текста и комментариев на странице — совсем другое» — расположение на листе во всех Геморах одинаковое, оно очень древнее (кажется начиная со второго Венецианского Шаса). Хотя другие издания Геморы конечно чем-то отличаются. Некоторые вещи, которых не было в ШаС Вильна, а сейчас их вернули. Например были с выделенными дибур hа-масхил (то что потом стали снова делать). Или Кицур Пискей hа-Рош прямо под Рош — тоже стали сейчас опять делать
Поделитесь этой страницей со своими друзьями и близкими:
