Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Одна общая цель всех требований, символически предъявляемая нам церемониями жертвоприношений — это не оставлять в наших сердцах места для «дурного побуждения»

Глава IX

1. И БЫЛО НА ВОСЬМОЙ ДЕНЬ. В нашей статье об обрезании (в ежемесячнике Ешурун, том 5, сс. 14 и далее) мы объяснили символическое значение восьмого дня, следующего за семью последовательными днями. Мы утверждали там, что такой счет семи дней символизирует завершение фазы прошлого, в то время как восьмой день представляет собой новое начало на более высоком уровне по сравнению с тем, что было раньше. Это — начало более высокой «октавы», если можно так выразиться. Так и здесь, семь последовательных дней, которые коэны провели перед входом в Шатер Собрания, символизируют завершение личной, индивидуальной фазы жизни людей, которые были призваны коэнскому служению. На восьмой день они вступают в новую, более возвышенную фазу жизни, посвященную Б-гу и нации.

6. ЭТО СЛОВО, КОТОРОЕ ПРИКАЗАЛ Б-Г, ИСПОЛНИТЕ ЕГО. Корбан Аарон (комментарий на Торат коаним) замечает, что эта адресованная всему народу речь не может относиться к физическому совершению жертвоприношения. Ибо народ уже выполнил все физические действия, которые требовались от него для этой цели. Поэтому Торат коаним добавляет следующее объяснение слов «Моше сказал: Это слово, которое приказал Б-г»: «Моше сказал Израилю: Удалите из своих сердец дурное побуждение и будьте все вы вместе, единые в страхе и единые в решимости служить Вездесущему. Как Он уникален в мире, так уникальна будет и ваша служба Ему, как написано: “И обрежьте крайнюю плоть своих сердец”. Почему? “Потому что Я есть Б-г, ваш Б-г”; Он — Б-г богов и Владыка Владык. Исполните это, и Слава Б-га покажется вам».

Если мы не ошибаемся, это объяснение в Торат коаним понимает rcs vz (это слово) как определение всех стадий жертвоприношения в качестве единого акта; т.е. эти действия, которые требуется выполнить, выражают одно «это слово», одно единственное высказывание Б-га. Одна общая цель всех требований, символически предъявляемая нам церемониями жертвоприношений — это не оставлять в наших сердцах места для «дурного побуждения», для той неуправляемой животной чувственности, которую символизирует животное, приносимое нами Б-гу в качестве жертвы. Напротив, как это выражают действия, связанные с зарезанием животного, принесением животного к жертвеннику, кроплением на жертвенник кровью животного и полным сжиганием остова животного, мы должны подчинить свои чувственные порывы энергии своей нравственной воли, овладевая ими, направляя их и освящая их так, чтобы страх перед Б-гом уберег нас от ошибки, чтобы мы пришли к единственному лишь решению, а именно: служить Б-гу в соответствии со своим долгом (как это символизирует жертва восхождения).

И так же как здесь общество символически предстает перед Б-гом посредством одного единственного приношения, так, расширительно, мысль об Одном единственном Б-ге, с Которым каждый из нас, каждый отдельный член общества, связан одинаковым отношением, должна порождать в нас не только внутреннюю гармонию, примиряющую дихотомическую природу наших индивидуальных «я», но и равенство и единство, сплачивающие национальную общность, как это сказано в Дварим (10:16-17) по отношению к личности: «Обрежь крайнюю плоть своего сердца (ограничь свою чувственность жесткими рамками) посредством Б-гобоязненности, как это символизирует акт жертвоприношения, который очищает (того, кто совершает его) от греха, и не позволяй себе более быть жестоковыйным (твори добро радостно и охотно, прими решение служить Вездесущему, как это символизирует акт принесения жертвы восхождения), ибо твой Б-г — это Б-г Б-гов (Он один держит в Своих руках твою жизнь) и Владыка Владык (сознательно или неосознанно, добровольно или по принуждению — все служит Ему)».

Ясно, что мысль, выраженная этим утверждением, состоит в том, что гармония, которая должна управлять служением Б-гу с тем, чтобы человек избегал любого запрещенного Б-гом поступка и исполнял все Его повеления, — это логическое следствие единства и уникальности Самого Б-га. «Исполните его (это слово)», — говорит в заключении Торат коаним. Если вы посвятите себя Б-гу, воплощая на деле тот идеал, который символизируют заповеданные вам Б-гом жертвоприношения, тогда «Слава Б-га покажется вам». Объединенная преданность, с которой вся община пойдет навстречу Б-гу, побудит Славу Б-га двинуться навстречу вам. Наглядной демонстрацией ее вступления в вашу среду будет воплощение цели возведения Святилища: «Пусть они сделают Святилище для Меня, и Я буду обитать в их среде».

Мы полагаем, что этот отрывок из Торат коаним содержит в себе идею, основную для всех жертвоприношений и для символического значения всех связанных с ними обрядов.

21 и 22. ברכת הכהנים (благословение коэнов) — это не самостоятельный, обособленно стоящий акт. Произносимых во время его благословений можно добиться лишь в результате действий, которые предшествуют ему и символически выражаются понятием עבודה (служение через жертвоприношения). Отсюда, ברכת הכהנים необходимо произносить сразу после עבודה.

ААРОН ПОДНЯЛ РУКИ. «В коэнском благословении» (Сота 38a). Руки наших коэнов не наделены какой-либо силой, чтобы даровать благословения; и, видимо, по этой причине слово ידו (его руки) пишется в его неполной форме (без буквы י между ד и ו). Все, что может и должна cделать рука коэна, — это указать на небо, на Б-га, который обещал благословение…

Глава X

1. Мы уже не раз указывали (Берешит 4:3), что и самый первый раз, когда Писание говорит о жертвоприношениях, и далее всякий раз, когда Писание представляет новый вид жертвоприношения, наглядно показано, что тогда как одна жертва принималась, другая отвергалась. Таким образом, с самого начала текст Писания разрушает богохульную иллюзию, которой так наслаждаются наши современные «реформаторы». «Осознание» того, что жертвоприношения обладают лишь относительным значением, утверждают они, пришло лишь во время пророков, которые ушли вперед по сравнению с «примитивным» этапом Пятикнижия. Но это утверждение убедительно опровергается тем фактом, что жертва Каина была отвергнута, тогда как жертва Эвеля — принята, и предупреждениями, неоднократно адресованными царю Шломо во время строительства и после завершения его великолепного Храма (I Мелахим 6:12-13 и 9:3-9). Эти два отрывка из Писания провозглашают, что ценность Святилища и жертв, которые должны приноситься в нем, зависят от того, насколько внимательны мы к нашим обязанностям. Смерть двух молодых коэнов, которых из-за принесенных ими жертв поглотил Б-жественный огонь, в то время как тот же огонь и в то же время принял жертвы народа, выражая одобрение Б-га и присутствие Б-га в народе, — это самый красноречивый протест против любого неверного толкования ценности жертвоприношений. Вместе с тем, это более чем громогласное предупреждение против того, чтобы позволять по личному капризу определять наши «культовые» отношения с Б-гом.

СЫНОВЬЯ ААРОНА, ВЗЯЛИ КАЖДЫЙ. «Сыновья Аарона не воздали должного почтения Аарону. Надав и Авиу не посоветовались с Моше; каждый взял свою курильницу, каждый пошел своим путем, не посоветовавшись даже друг с другом». Так Торат коаним показывает, какими словами текста подчеркивается высокомерие, с которым эти юноши вели себя. В тексте не говорится: «И Надав и Авиу взяли курильницы и разожгли в них чуждый огонь». Он с самого начала констатирует, что они были «сыновьями Аарона»; т.е. в нем подчеркивается их сыновьи отношения с Аароном. Затем идут слова «каждый» и «свою курильницу». Все эти слова описывают самонадеянность, которая овладела ими, и показывают, что и Надав, и Авиу в этом отношении схожи. И Надав и Авиу были сыновьями Аарона. Однако они не посоветовались с отцом, прежде чем действовать. Или, возможно, они считали, что, будучи сыновьями Аарона, они не обязаны ни с кем советоваться. На деле они были лишь «Надавом и Авиу», отдельными членами нации, но они не искали совета у вождя своего народа. Или, может быть, они были столь полны чувством самоценности как отдельные личности, что они полагались лишь на себя. Действительно, каждый человек следовал своему собственному побуждению. Они не посоветовались даже друг с другом!

Но, безусловно, их намерение было достохвальным. Даже после их греха Сам Б-г называет их «близкими Мне». Торат коаним описывает их намерения следующим образом: «Но в своей радости, когда они увидели новый огонь, они пожелали соединить одну любовь с другой». Но тот факт, что в момент их величайшего наслаждения, когда Единство Б-га было продемонстрировано всему народу, они могли почувствовать потребность принести свою собственную отдельную жертву, показывает, что они не были проникнуты духом, которого иудаизм требует от своих коэнов. В иудаизме коэн полностью отождествляется с народом. Его положение никоим образом не отделено от народа; только внутри своего народа и через свой народ он предстает перед Б-гом. Следовательно, сам факт, что двое юношей осмелились «приблизиться», чтобы принести такую жертву, говорит о греховной надменности.

Более того, это жертвоприношение само по себе было незаконным во всех отношениях. На двойственную незаконность их действий указывается в Торат коаним (Ваикра 16:1) на основании двух отличительных заявлений Писания: «Они умерли потому, что приблизились к Б-гу» (Ваикра 16:1), и : «Но Надав и Авиу умерли перед Б-гом, когда принесли чуждый огонь» (Бемидбар 3:4). Не только их отношение, их «приближение», но и их жертва как таковая может рассматриваться как греховная. Не только кропильницы, но и огонь, и воскурения были незаконными, ибо вся утварь, употребляемая при службе, должна была быть священной и являться собственностью всей общины (См. Рамбам Храмовая утварь 8:7, Храм 1:20). Только когда человек использует при совершении жертвоприношения утварь своего национального Святилища, он и его жертва вместе с ним могут вступить в сферу Святилища национального Закона. Лишь таким образом, исключив все личные капризы, он может полностью отдаться требованиям этого Святилища. Но кропильницы Надава и Авиу были מחתתו; каждый из них пользовался собственной кропильницей. Не в состоянии самоотречения, не с сосудами Святилища, но с собственной утварью предстали они перед Б-гом.

ПОЛОЖИЛИ В НИХ ОГОНЬ. Раби Акива в Торат коаним определяет это более точно: «Чужой огонь: из своих собственных очагов». Они принесли воскурение не огню жертвенника, как предписывает ежедневное приношение воскурений и приношение воскурений в Йом кипур, не «огню Закона», который требует преданности всего общества, от возвышеннейшего до примитивнейшего в народе, но огню из своих собственных очагов.

А теперь относительно самих воскурений. Приношение воскурений было единственным, которое никогда — ни общиной, ни отдельным человеком — не совершалось как добровольная жертва. Оно могло проводиться лишь так, как предписано Законом: общиной, как ежедневное приношение, и первосвященником только в Йом кипур (Менахот 50). Мы считаем, что вправе толковать приношение воскурений как символическое выражение нашей полной поглощенности стремлением добиться Б-жественного одобрения, нашей полной самоотдачи, воплощенной в подчинении Б-гу. (См. Шмот 30 и 34). Следовательно, идея, которую символизирует это приношение — это цель, поставленная Б-гом как абсолютный идеал Его требований. Но если бы эту идею нужно было выразить собственным выбором человека, т.е. в качестве добровольного приношения, это было бы величайшей самонадеянностью с нашей стороны (т.к. это предполагало наличие у нас ощущения, что мы уже достигли поставленной перед нами Б-гом цели).

В первую очередь и прежде всего, однако, Б-жественное Слово, описывая это злополучное приношение, подчеркивает, что это было приношение, которого Б-г не приказывал сыновьям Аарона совершать. Даже если бы отдельные этапы приношения, как таковые, были законными (а мы видели, что они, в действительности, были незаконны), того лишь факта, что приношение не было заповедано Б-гом, было бы достаточно для его запрещения. Жертвоприношения, совершаемые в Святилище Закона, не являются предметом личного выбора. Даже добровольные жертвоприношения должны строго соответствовать определенным формам и ограничениям. Ибо близость к Б-гу и приближение к Б-гу, которые символически достигаются через קרבן (жертву), можно обрести лишь через послушание воле Б-га и согласие с Его волей; через полное личное подчинение Б-жественной воле.

Это лишь один из пунктов, по которым иудаизм и язычество резко расходятся. Язычник рассматривает свою жертву как попытку подчинить божество своей собственной воле. В иудаизме, напротив, жертвоприношение выражает следующую идею: тот, кто приносит жертву, стремится поставить себя на службу Б-гу. Цель его жертвы — заставить себя содействовать выполнению Б-жественной воли. Отсюда, все жертвы в иудаизме представляют собой утверждения требований Б-га; приносящий жертву символически демонстрирует, что он принял эти требования в качестве образца своего поведения в будущем. Следовательно, жертвоприношения собственного изобретения были бы ниспровержением той самой истины, которая должна получить власть над человеком именно при помощи приносимой им жертвы; это было бы равносильно возведению пьедестала славы личному капризу там, где должно быть возведено на трон исключительно повиновение и ничто другое. Теперь мы начинаем понимать причину смерти двух молодых коэнов. Их смерть в момент, когда освящалось собственное Святилище Б-га, — самое серьезное предупреждение всем будущим коэнам, которые будут служить в этом Святилище. Оно выводит любую попытку личного выбора и каприза за пределы Святилища Б-га, которое должно быть не чем иным, кроме как Святилищем Его Закона. В иудаизме коэн должен проявлять свою действенность не изобретением новшеств Б-жественной службы, а исполнением того, что повелел ему Сам Б-г.

3. (Я) ОСВЯЩУСЬ. (Б-г говорит:) «Чем больше выделяется человек среди своего народа как учитель и руководитель в отношении Меня, тем меньше буду Я проявлять снисхождение к его ошибкам. Даже умертвив его, Я показываю, что Моя воля абсолютна и что даже те, кто ближе всего ко Мне, вознесеннейшие предо Мною (а на самом деле они-то как раз и в наибольшей степени), не могут позволить себе малейшего от нее отступления. Это заставит весь народ в полном смысле осознать значимость покорности, которую они должны выказывать Мне». Рассматриваемые в этом свете слова Б-га должны были стать достаточным утешением для Аарона, так что текст действительно может утверждать: «И Аарон молчал». Если бы его сыновья не были близки к Б-гу, их ошибка могла быть прощена, и поразивший их Б-жественный указ, призванный стать важным предупреждением для всего народа, не был бы провозглашен. Резко расходясь с современным воззрением, которое рассматривает интеллектуальные достижения как лицензию на моральную распущенность и снисходительно относится к нарушителям нравственного Б-жественного закона, если те вдруг оказываются интеллектуалами, иудаизм постулирует, что, чем выше интеллект, тем более высокими должны быть моральные требования, к нему предъявляемые…

6. ЧТОБЫ ОН НЕ РАЗГНЕВАЛСЯ НА ВСЮ ОБЩИНУ. Сравни Ваикра 4:3: «Если помазанный коэн согрешит, введя в грех народ». Если духовная элита нации, особенно, когда ее призывают представлять национальную общность в ее идеальном состоянии единства перед Б-гом, совершает грех, заслуживающий смерти, и если затем смерть прерывает ее деятельность на благо нации, то ее грех — это грех всей нации, а ее смерть — национальное бедствие. «Ваша смерть, —говорит Моше, — была бы временем гнева для всей общины»…

Глава ХI

1. Вся предыдущая глава тесно связана с диетарными законами, которые составляют содержание данной главы. Она показывает, как чувство может сбить с правильного пути даже тех людей, которые достойны звания коэна, и повести их к ошибкам, караемым смертью. Соответственно, в ней предупреждают и коэнов в Святилище, и учителей Закона, что когда их призывают служить Святилищу и Закону, они должны отказаться от удовольствий, которые обычно разрешаются, но которые могли бы ослабить ясность рассудка и эмоций, необходимую им в подобных случаях. Наконец, она учит их тому, что Святилище Б-жественного Закона считает именно освящение физических удовольствий кульминацией освящения жизни, исходящей от Закона, и что Святилище требует, чтобы «трапеза, которую едят коэны в месте, где совершалось жертвоприношение», считалась заключительным действием, необходимым для завершения доставляемого «жертвой за грех» искупления. Все это уже предполагает, что пища, которой мы наслаждаемся, не должна рассматриваться в отрыве от нашего духовного и нравственного призвания и в отрыве от исполнения задачи, предписываемой нам как «царству коэнов и святому народу».

Имея в виду эти мысли, инициируемые содержанием предыдущей главы, данная глава в самом начале декларирует уникальное, чрезвычайно важное значение, которое Законодатель приписывает излагаемым далее диетарным законам. Тот факт, что не только Моше, но и Аарон был призван для получения этого закона, говорит об особом значении его содержания… Содержание этого закона было сначала сообщено Моше и Аарону, чтобы они особенно прониклись им из-за своего положения перед Законом в народе. И Моше, как передатчик и учитель Закона, и Аарон, как наставник нации в исполнении Закона, обладают уникально важной ролью в отношении этого Закона, так что их деятельность на благо нации может привести к желаемым результатам. Роли и Моше и Аарона — первого — работать на интеллект нации и знание ею Закона, второго — формировать волю и дух нации — зависят, в первую очередь, от той преданности, с которой нация будет соблюдать законы, дарованные здесь Моше и Аарону с тем, чтобы они внедрили их в народ…

35. И ТОЛЬКО КАК НЕЧИСТЫЕ ОНИ МОГУТ СЛУЖИТЬ ВАМ. В нечистом состоянии их можно использовать для профанных целей, т.е. там, где нет контакта со Святилищем и его святынями…

46 и 47. …Все, что говорится о «диетарных установлениях Моисеева закона» в оправдание утверждения, что эти законы были предназначены лишь для определенного времени и определенных мест, опровергается простым текстом самого Закона. Эти законы предназначены не для того, чтобы сохранить здоровыми наши тела, а для того, чтобы обеспечить душевное и моральное здоровье нашей духовной личности. Они нацелены на то, чтобы оберегать чувственные аспекты нашей личности от необузданной животной страсти и охранить нашу нравственную и духовную силу воли от притупления и потери отзывчивости. Они стремятся внушить нам, что фундаментальной предпосылкой нашей способности осуществить свое духовное и нравственное назначение является удержание наших физических тел в тех узких рамках чистоты, которая сделает их и жизненными, и восприимчивыми, и, таким образом, послушными, эффективными орудиями и слугами Б-жественного и нравственно-духовного аспекта наших личностей…

Позвольте нам, в таком случае, попытаться установить те идеи, которые, как кажется, выражаются законами о טומאה (нечистоте), содержащимися в этой главе. Категории нечистоты, изложенные в данной главе, — это категории טומאת מגע , (нечистоты, причиненной физическим контактом с нечистой вещью). Нечистота, порождаемая физическим состоянием живых людей, обсуждается в следующей главе. В данной же главе мы имеем дело с טומאת מגע и нечистотой, являющейся результатом контакта с трупами всех крупных млекопитающихся и восьми более мелких животных.

Нам уже не раз предоставлялся случай отметить, как мертвое человеческое тело привлекает внимание к обстоятельству, наиболее подходящему для лелеяния пагубного заблуждения, которое называется טומאה (нечистота): труп представляет собой человеческое существо, полностью отданное под власть физических сил. Но труп, который мы видим перед собой, не есть реальное человеческое существо. Подлинной сути человека не может коснуться власть физических сил. Она ушла прежде, чем тело, бывшее лишь ее земной оболочкой, было отдано на расправу суровым законам естественных сил земли. И, действительно, все то время, когда это подлинное животворное человеческое существо с его свободной независимой Б-жественной природой существовало в теле, ныне покинутом действию естественных сил, это тело было освобождено от подчинения только лишь физическим силам и поднято, со всеми его способностями к действию и удовольствиям, в царство свободы, чтобы исполнять там по своей доброй воле нравственную задачу своей жизни. Короче говоря, смерть поистине начинается лишь со смертью. Доколе существует жизнь, человек, наделенный чувствами, разумом и способностью планировать и действовать, в состоянии властвовать и управлять, руководить и использовать физические аспекты своего тела со всеми присущими ему возможностями, силами и способностями в Б-жественном свободном самоопределении, в пределах и для исполнения обязанностей, заповеданных нравственным законом. Перед лицом феномена смерти, который проповедует бренность человека и власть физических сил, все эти истины должны вновь и вновь запечатляться в сознании живого человека, чтобы он мог постоянно осознавать свое возвышенное свободное положение в физическом мире и, с гордостью сознавая свою живительную свободу, оставаться вооруженным против всех тех материалистических представлений, которые черпают свою мудрость из данных посмертного вскрытия и чьи учения способны удушить всяческую мораль.

Восприимчивость к טומאה ограничивается предметами, которые действительно используются людьми для особых целей, и даже среди них — лишь определенными типами предметов. Это ограничение, как кажется, основывается на представлении, что טומאה не есть физическое состояние, связанное с физическими свойствами предметов или материалов, из которых они сделаны. טומאה, скорее, — это абстрактная концепция, которая должна быть отринута во всех фазах человеческой жизни, а утварь представляет собой такие фазы: в сундуке хранят имущество, инструментом можно выполнять творческую работу, в горшке готовят пищу для пропитания и удовольствия и т.д. Так как כלים (утварь или сосуды), таким образом, выступают как символы специфических аспектов жизни человека, понятие טומאה не применяется ко всем כלים без разбору, но лишь к представляющим самые важные этапы человеческой жизни, которые законы о טומאה стремятся выразить символически.

Именно этот отбор и четкое ограничение предметов, к которым применимы эти законы, сохраняют концептуальное и символическое значение целого, поскольку четкое очертание и максимальная точность в определении — это основные предпосылки для всего того, что выбирается в качестве символа абстрактной концепции. Так, в случае цицит (кистей), которые служат напоминанием о нравственной освященности, присущей человеческой одежде, одеяния, о которых определенно говорится, как об обязанных иметь цицит, это те, которые сделаны из шерсти или льна, ибо эти материалы чаще всего используются для одежды (См. Бемидбар 15:37 и далее). В случае мезузы, которая выражает освященность дома как места, где Слово Б-га должно получить подлинное воплощение, нам велено укреплять мезузу не в каждой комнате, но лишь в таких, которые в силу своих размеров и предназначения наилучшим образом символизируют понятие «дом». Подобным же образом, в случае запрета мелахи («творческой» работы) в Шабат для представления истин, которые символизирует этот запрет, выделены виды деятельности, наиболее наглядно демонстрирующие созидательную власть человека над материей. Снова, в том же духе, в случае истины, которую должен символизировать запрет смеси мяса и молока, закон говорит лишь о мясе и молоке «чистых», т.е. кашерных животных, являющихся главным источником пропитания человека. Неодомашненные животные и птицы не упоминаются. И опять, сам этот выбор придает всем этим и подобным им законам тот символический характер, который выражает абстрактные идеи и который, поэтому, требует прежде всего четких и ясных определений.

Так же в законах о טומאה мы находим обдуманный отбор предметов, которыми люди пользуются в повседневной жизни, и мы отмечаем, что восприимчивость к טומאה ограничена предметами, наилучшим образом символизирующими различные виды деятельности, дополняющими человеческую личность. Более того, в каждой выбранной категории טומאה ассоциируется лишь с особенностями, которые характеризуют эти предметы в их отношении к повседневной жизни.

Соответственно, эти законы определяют три отличительные категории утвари или сосудов.

Первая категория: утварь, сделанная из дерева и любого другого материала растительного или животного происхождения. Чаще всего эти предметы используются для изготовления одежды человека и переносных вместилищ для его имущества… Эта категория утвари символически представляет человека как часть общества и как активного пользователя своего имущества…

Вторая: металлическая утварь. Отличительная особенность утвари этой категории в том, что она используется в качестве рабочих инструментов…

Третья: глиняная утварь… Мы относим к этой категории сосуды, предназначенные для хранения и приготовления пищи. Эти сосуды символически представляют человека в его деятельности, связанной с добыванием пищи.

Мы следующим образом можем обобщить идеи, выраженные законами о нечистой утвари и сосудах: эти законы убеждают нас переместить нашу жизнь в качестве граждан в человеческом сообществе, то, как мы обращаемся с нашим имуществом и нашу работу и удовольствия из сферы чисто физических достижений и использовать нашу энергию для того, чтобы уберечь наши способности от всякой моральной нечистоты, чтобы мы могли в нравственно свободном самоопределении употреблять нашу энергию для достижения целей, поставленных перед нами Святилищем и его святынями.

Еда и напитки в пояснениях не нуждаются. Это предметы, от которых человек получает питание и удовольствие. Здесь мы вновь видим категорию «пищи», которая ограничивается лишь веществом, безусловно связанным с понятием «пища». Категория напитков насчитывает лишь семь жидкостей: воду, молоко, вино и т.д., которые, как правило, ассоциируются с понятием «напиток». Лишь эти жидкости восприимчивы к нечистоте.

טבילה (погружение в воду)… Погружая все тело в такую воду (т.е. воду, собранную в углубление в земле), приходя в полное и непосредственное соприкосновение с этим элементом, когда ничто не мешает взаимопроникновению между ними, человек полностью рвет связь со сферой טומאה. Он покидает, так сказать, состояние человечности и возвращается на время в изначальный мир, чтобы начать новую «чистую» жизнь. Символически, это акт возрождения.