Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Первое издание Вавилонского Талмуда было осуществлено в Славуте с 1801 по 1806 гг. и получило аскамот крупнейших хасидских лидеров

Тема конфликта между славитинской и виленской типографиями описана во множестве источников. Они часто противоречат друг другу не только в оценках, но и в деталях, не говоря уже о замалчивании по идеологическим причинам важных фактов или о добавлении по тем же самым причинам вымышленных событий.

Это неудивительно. Ведь с одной стороны, борьба за монопольное право на издание Талмуда быстро перешла из имущественной плоскости в «политическую» и расколола раввинов Европы на два лагеря (граница между которыми в основном проходила по линии отношения к хасидизму). А с другой стороны, участники конфликта совершали ошибки, и порой использовали в своей борьбе совершенно неприемлемые с точки зрения алахи методы, к тому же находились под постоянным давлением властей и под атаками «маскилим». Мы не претендуем на стопроцентную истинность изложенной нами версии этой истории, но стремились максимально точно и последовательно рассказать о событиях и об историческом контексте, без которого они вряд ли могут быть поняты и осмыслены до конца. В той части статьи, где речь идет о деталях (в том числе хронологических), непосредственно связанных с печатью Талмуда в Славите и Вильно и со спором типографий относительно монополии на него, мы взяли за основу работу рава Рафаэля Натана Рабиновича «Маамар аль атпасат аТалмуд», в которой подробно описана история изданий Талмуда. Этот конфликт важен для изучения не только потому, что в связи с ним впервые были подняты новые для алахи вопросы из области смежных прав, но и по причине непропорциональных, катастрофических последствий, которые он имел для евреев Российской империи.

Раби Моше Шапиро и его типография

В конце XVIII в. в местечке Славута Заславского уезда Волынской губернии (ныне Хмельницкая область Украины) проживало несколько сот евреев. Они называли это место Славита — так будем называть его и мы. Среди самых уважаемых евреев Славиты выделялся раби Моше Шапиро, сын хасидского адмора раби Пинхаса Шапиро из Корица — предполагаемого автора книги «Мидраш Пинхас», ученика Бешта и Магида из Межирича. Своей главной задачей раби Моше считал распространение хасидизма, и ради этого в 1791 году, с дозволения местного магната — князя Евстафия Сангушко — он основал типографию. Можно сказать, что к этой миссии он готовился с юных лет. Рав Шапиро считал, что детей обязательно нужно воспитывать «в духе наших мудрецов», а значит, необходимо обучить их Торе и дать им профессию. Его и самого воспитывали так же: у отца — адмора из Корица — он изучал Тору, и параллельно учился резке по металлу и изготовлению литер для типографского набора. В Славите печаталась не только хасидская литература, но и многие другие святые книги: типография Славиты начала свою историю с издания Мишны, а всемирную известность приобрела после того, как напечатала очень красивое издание Вавилонского Талмуда.

Славитинский Талмуд

В 1801 г. у раби Шапиро появились компаньоны: реб Дов Бер бен Исраэль Сегаль и реб Дов Бер бен Песах. Их имена указаны на титульных листах книг, выпускавшихся в Славите в те годы. Рав Моше стал отходить на задний план, сохраняя свою долю в бизнесе. Раби Моше не указывал свое имя на титульном листе (возможно по причине того, что он был равом местечка). Инвесторы внедрили новый дух: они стали обращаться за аскамот и впервые предложили издать ШАС. Первое издание Вавилонского Талмуда было осуществлено в Славуте с 1801 по 1806 гг. и получило аскамот крупнейших хасидских лидеров, в т.ч. раби Яакова Шимшона из Шепетовки (глава раввинского суда Славиты, на тот момент уже поднявшийся в Тверию) и «защитника Израиля» — раби Леви Ицхака из Бердичева, а также Арье Лейба аЛеви из Волчиска и рава Бецалеля Маргалийота из Острога. Они наложили запрет на всех остальных издателей печатать Талмуд. Рав Рафаэль Натан Рабинович предполагает, что речь шла о 25летней монополии. В историю еврейского книгопечатания этот ШАС вошел под условным названием «Славита гадоль». Это было издание большого формата, красиво исполненное, но оно уступало по качеству следующим тиражам, выпущенным в Славите. За основу было принято венское издание Талмуда 1791г.

Этот тираж удалось полностью распродать всего за несколько лет. В те годы книжное производство было весьма затратным бизнесом, книги стоили дорого, и лишь богатые евреи могли позволить себе иметь собственный ШАС. В большинстве своем люди учились по книгам, находящимся в собственности синагог. Поэтому быструю реализацию тиража можно было считать грандиозным успехом. Спрос оказался настолько велик, что в 1808 г. славутинская типография приступила ко второму изданию Талмуда. На этот раз типографы Славиты получили ряд новых аскамот, в том числе от Алтер Ребе и раби Беньямина Броде из Гродно. Раби Леви Ицхак из Бердичева и раби Арье Лейб аЛеви из Волчиска подтвердили свои аскамот: раби Шапиро получил монополию на 25 лет с момента окончания печати. Почти все еврейские типографии, размещавшиеся в Польше, закрылись из-за вторжения Наполеона, но в Славите работа не прекращалась, поскольку раби Шапиро стремился во что бы то ни стало закончить издание ШАСа. В итоге второе издание Талмуда было завершено им в 1813 году. На сей раз ШАС был исполнен в уменьшенном формате и копировал тот, который выпускала в 1800-1804 гг. типография местечка Диренфурт, что рядом с Вроцлавом. Спрос на славутинский ШАС быстро рос и за пределами Украины: несмотря на свое «хасидское происхождение», Талмуд хорошо расходился и в общинах «миснагдим». За короткое время и второй тираж были распродан. Еще до завершения второго издания компаньоны раби Шапиро вышли из бизнеса, оставив его единственным хозяином типографии. Благодаря этому его имя стало упоминаться на титульных листах.

Успех «славутинского» Талмуда помог раву Шапиро, ставшему раввином Славиты, расширить свое дело. Он основал завод по производству бумаги, чтобы впредь не зависеть от сторонних поставщиков. В 1815г. раби Моше нанял новый персонал, переоснастил типографию и расширил ассортимент.

Не прошло и 4 лет после окончания выпуска второго издания Талмуда, и на складах славитинской типографии не осталось ни одного комплекта. Поскольку заказы не прекращали поступать, раби Моше приступил к подготовке третьего издания ШАСа. Сохранив в целом формат второго издания, типографы Славиты скопировали комментарий Рифа у амстердамских коллег, которые напечатали его очень четко и красиво. Были добавлены еще несколько комментаторов: Маарша, Мааршаль и Маарам из Люблина.

Печать третьего издания осуществлялась с 1817 по 1822 годы. Как всегда, трактаты выходили по порядку, в соответствии с местом, занимаемым ими в ШАСе. Трактат «Брахот» предваряли новые аскамот, подтверждавшие монополию Шапиро на издание Талмуда. Эти аскамот отличались в деталях, но это очень важные детали: раби Авраам Йеошуа Эшель из Апты давал славитинским типографам монополию на 15 лет с окончания печати тиража, раби Исраэль — сын раби Леви Ицхака из Бердичева — с 1817 г. (т.е. с начала производства) на 20 лет. Раби Мордехай Марголийот из Сатанова — также на 20 лет с 1817г. Мордехай бен Пинхас из Корица — с 1817 года, но на 15 лет, а раби Хаим бен Перец Коэн из Пинска и раби Шмуэль из Карлина на 15 лет, но с 1816г., т.е. с момента обращения к ним. И кроме того, издатели перепечатали старую аскаму уже умершего Алтер Ребе, датированную 1808 годом, с монополией на 25 лет. Нужно обратить особое внимание на это действие славитинского издателя: оно означает, что в представлении раби Моше Шапиро, монополия, обеспеченная этой аскамой, должна была продолжаться до 1838 года, безотносительно того, к какому по счету тиражу она относилась изначально. Это принципиальный момент.

Три тиража Вавилонского Талмуда, которые издала и распространила за 20 лет типография Славиты — это уникальный, беспрецедентный случай для еврейского книгопечатания. Предприятие раби Шапиро превратилось в источник пропитания для большинства жителей местечка. В 1823 году раби Моше отошел от активной деятельности. Управлять типографией продолжили его сыновья — раби Шмуэль Авраам Аба (р.1784) и раби Пинхас (р.1792). К этому моменту бизнес семьи Шапиро очень расширился. В частности, в Славите был построен цех для литья букв. У братьев была прекрасная репутация, они уважали интересы других книгоиздателей: например, известно, что они приобрели право на издание книги «Хок леИсраэль» у бердичевского издателя Исраэля Бека, который в свое время тоже купил это право у типографов в городе Колис. Тем более удивительными выглядят события, произошедшие следом.

Спор века

В 1834 году Шапиро начали готовиться к изданию четвертого тиража своего ШАСа. Но все резко осложнилось, когда они узнали, что компания «Друкарни Зимеля Нахимовича и Ко» (другое название «Манес и Зимель»), которую основали р. Менахем Ман (Манес) Ромм из Вильно и его компаньон р. Симха Зимель из Гродно, объединившие капиталы с другими издателями этих городов, завершила печать ТаНаХа и взялась за издание Вавилонского Талмуда, красивого и с новыми дополнениями. По примеру печатников Славиты они тоже собрали аскамот у раввинов. Первым, кто дал им аскаму, был раби Авраам Эвли Пасволер — раввин города Вильно. К нему присоединились и другие раввины, в том числе раби Акива Эгер и Хатам Софер. Согласно этим аскамот, виленско-гродненский альянс получал монополию на издание Талмуда сроком 15 лет. Братья Шапиро сочли действия конкурентов нарушающими их монопольное право, срок которого еще не истек. Ромм и Зисель, в свою очередь, утверждали, что их монополия полностью законна, а типографы Славиты обязаны подчиниться и отказаться от идеи выпускать очередной ШАС. Они объясняли, что вся идея предоставления монополии печатникам состоит в защите интересов владельцев типографии на период реализации тиража, а поскольку славитинский тираж полностью реализован, то и монополию этой типографии следует считать автоматически прекратившейся.

Целый ряд больших раввинов дал виленским типографам аскамот на Талмуд, в которых было оговорено предоставление монопольного права на печать, и братья Шапиро обратились к этим раввинам с претензией, утверждая, что на складе славитинской типографии еще остались нераспроданные комплекты Талмуда, а значит аскамот для Ромма и Зимеля были выданы ошибочно. В результате некоторые раввины отменили свои аскамот. Кроме того, славутинская типография получила аскамот многих других раввинов, наложивших запрет на гродненско-виленское издание.

Вскоре в Гродно собрался большой «бейт дин» (раввинский суд), который постановил, что типографы Гродно и Вильно имеют право печатать свой ШАС, однако обязаны выкупить у конкурентов из Славиты последние 37 нераспроданных комплектов третьего тиража их Талмуда. Братья Шапиро не согласились с этим решением и предприняли попытку судиться дальше. Они назначили своим представителем раби Авраама Дова Бера — раввина Бронавки, а в качестве судьи они выдвинули раби Дова Бериша Ашкенази — автора сборника респонсов «Нода беШеарим» и главного раввина Слонима. Их визави выбрали судьей раби Давида из Новардока, автора книги «Галия Масехет». Как и положено в таких случаях, назначенные сторонами судьи выбрали третьего члена бейт дина. Им стал рав Авраам Эвли Пасволер — главный раввин Вильно, который изначально дал аскаму гродненско-виленскому проекту, а потом отменил ее, когда типографы Славиты заявили о наличии нераспроданных комплектов. На основании свидетельских показаний было установлено, что у Славиты действительно остались непроданные комплекты третьего тиража Талмуда, а значит, монополия действует. В итоге аскамот раби Авраама Эвли Пасволера и раби Дова Бериша Ашкенази появились на печатаемых в тот период трактатах славитинского Талмуда, как доказательство победы Шапиро в суде. Аскамы раби Давида из Новардока там не было, поскольку он выступил резко против принятия судебного решения в пользу Славиты. Однако конкуренты Славиты озвучивали принятое судьями решение несколько иначе: по их словам, раби Авраам Эвли не принял претензии Славиты, во всяком случае, в полном объеме, и хотел свести спор к компромиссу. А когда компромисса не удалось достичь, он вышел из состава суда. Но и они признавали, что раби Авраам Эвли снял со Славиты запрет печатать ШАС. В любом случае, судьи ставили перед собой цель прийти к единому мнению, и поскольку это у них не получилось, то и однозначного решения объявлено не было. На этом суд закончился, а конфликт продолжился с новой силой.

В раввинской среде поднялась шумиха: дело переросло в грандиозный спор, в который были втянуты многие из величайших европейских раввинов того времени. На определенном этапе конфликт типографий стал восприниматься как продолжение исторического спора между хасидами и миснагдим. Многие авторитеты, в том числе раввин Львова Яаков Боренштейн и его сын Мордехай Зеев, все раввины Галиции и Волыни и большинство раввинов Польши, запретили печатать и приобретать виленско-гродненский ШАС. С другой стороны, многие благословили этот ШАС и запретили славитинский, в т.ч. раввин Бриска (Бреста) Арье Лейб Каценеленбоген, раввин Карлина Яаков (автор «Мишкенот Яаков»), многие раввины Замута (Жемайтии), а также раби Акива Эгер, его сын рав Шломо Эгер и его зять Хатам Софер. Обе типографии продолжили печатать Талмуд, игнорируя «херемы» в свой адрес и имея примерно по 100 аскамот в свою поддержку.

Объяснение Хатама Софера

Ключевым для понимания этого спора и темы монопольного права в целом является письмо, которое написал зять раби Акивы Эгера — Хатам Софер: «Гаон Мордехай Банет писал мне, что нет оснований для всех тех запретов и разрешений, которые включаются в аскамот. Он писал, что его мнение основано на том факте, что мы нигде не находим, чтобы тот, кто первым начал некое дело, мог запретить другим последовать его примеру — в особенности, когда речь не идет о принципиально новой идее: это всего лишь работа, за которую человек хочет получить плату. И поэтому ясно, что хотя рав какого-то места и может принять подобное запрещающее постановление (не опирающееся на закон) для этого места, но это постановление не может обязывать евреев другого места, и об этом писал Риваш. И более того, поскольку есть сегодня неевреи, которые тоже печатают книги, и не будут прислушиваться к запрету, то складывается ситуация, которая называется “этот терпит ущерб, а тот не выигрывает”, и об этом писал Мааршаль.

Но я не согласен с ним. Мы не обсуждаем здесь тему “маарофия” и конкуренции, потому что с тех пор, как началась деятельность печатников, прекратилась деятельность переписчиков, и если, не дай Б-г, типографии не будут печатать — Тора исчезнет. И поскольку деятельность типографий связана с большими расходами, не готов человек заниматься этим, если не предоставить ему рынок всей диаспоры и не защитить [его интересы]. И если не закрыть дверь перед другими печатниками, то разве найдется простак, который с готовностью поставит под угрозу свои вложенные несколько тысяч? Ведь после это закроется типография, не дай Б-г, и вся Тора перестанет существовать. И поэтому ради блага всего Израиля и чтобы поднять рог Торы, наши предшественники ввели ограничения для тех, хочет конкурировать с первым печатником. И мы видим тот же принцип в ситуации с двумя “меламедами”, где конкуренция разрешается [лишь] ради увеличения Торы. И известно, что во времена Мужей Великого Собрания переписчиков освободили от ряда обязанностей, ради того, чтобы они сидели и переписывали, и тем самым увеличили бы Тору. Так почему мы не должны позаботиться о том же? [Именно] поэтому запрет, написанный в аскаме, обязывает других воздержаться, и Риваш будет согласен, что здесь имеет место особый случай. А насчет неевреев красиво он сказал, поэтому мы должны наложить херем не только на тех, кто печатает, но и на тех, кто напечатанное покупает.

И вот вопрос, который сейчас перед нами: те [раввины], которые дали аскамот, дали их до истечения времени или [все же] до распродажи напечатанного, даже если она случилась раньше истечения срока [указанного в аскаме]? [И ответим на это, что] если книги фактически проданы, а время, указанное в аскамот, еще не истекло, и те, кто дал эти аскамот, даже утверждают, что имели в виду монополию, которая будет продолжаться пока реально не пройдет [указанное] время, то мы не слушаем их и разрешаем другим печатать, потому что нет у этих раввинов силы запретить другим, о чем писал рав Банет. Ведь весь запрет — он не ради личного блага, а ради блага всего Израиля и увеличения Торы. И если подтвердятся слова типографов Вильно и Гродно, что печатники Славиты уже распродали все, кроме 37 комплектов Талмуда, и уже решили великие раввины, что типографы Вильно и Гродно выкупят их по достойной цене, на основании оценки, сделанной судом — херем, направленный на защиту [интересов издателей] ШАСа Славиты будет считаться недействительным. И наоборот — новые типографы опередили старых и удостоились [монопольного права на печать]. И это создает полезную конкуренцию, как у меламедов, и теперь те и другие будут стараться: первые будут печатать ШАС, а вторые — другие книги. А то, что виленские типографы обвиняют славутинских в том, что те обманом выкупили уже проданные ШАСы чтобы создать препятствие для конкурентов, то я, если бы находился на месте судей, заставил бы тех, кто с уверенностью утверждает, что знает, как было дело, дать клятву».

Проклятие раби Акивы Эгера

Своего рода переломный момент во всей этой истории связан с именем раби Акивы Эгера — величайшего мудреца и главы поколения, который наложил херем на славитинский ШАС. Авторитет раби Акивы был таков, что даже раби Авраам Эвли Пасволер отказался от собственного мнения и присоединился к объявленному раби Акивой херему.

Ромм и Зимель опубликовали три письма раби Акивы Эгера. В первом письме он пишет: «Распространился слух, что я хочу отменить запрет, вынесенный мною в адрес Славиты. Хочу сообщить, что это неверно, я никогда не отменял свой запрет — я лишь потребовал от Виленской типографии выкупить нераспроданные экземпляры ШАСа Славиты».

Во втором письме он сообщает, что принял у себя представителя Славиты со всеми аскамот и выслушал еще раз все доводы славутинских типографов, но ничего нового для себя не услышал. Раби Акива писал, что его решение остается неизменным, и просил не беспокоить его больше по этому делу: он все сказал и не хочет больше обсуждать этот вопрос, и даже обещает распорядиться не выкупать на почте корреспонденцию, связанную с данным спором.

В третьем и последнем письме он вынужденно прервал свое молчание по поводу конфликта типографий, поскольку счел нужным отреагировать на информацию, распространяемую Славитой: раби Акива Эгер обвинялся в предвзятости, его позиция объяснялась тем, что он якобы попал под влияние своего сына — раби Шломо Эгера, раввина Калиша, который и настроил отца против Славиты, поскольку получил взятку от виленских типографов. Раби Акива Эгер пишет, что его глубоко возмущают попытки оговорить его сына а также то, что ктото может допустить предположение, что сам он может попасть под чье-то влияние и судить не по закону. Он пишет, что на момент получения им писем от тяжущихся сторон с изложением дела и претензий, его сын находился во Франкфурте, а не рядом с ним в Познани, что он лично изучил материалы дела и не нашел никаких доказательств, подтверждающих справедливость претензий типографии Славиты: «То, что они хотят идти напролом, я не прощу ни за что. Личные оскорбления меня не задевают, но позор Торы простить невозможно». Эти письма имели большой резонанс и после этого большинство признанных авторитетов, давших аскамот на Виленский Талмуд, полагались на его слова.

Конец этой тяжелой и печальной истории известен: несмотря на многочисленные версии того, что случилось со славутинской типографией дальше и почему это случилось, большинство авторов соглашается с тем, что причиной трагических событий вокруг типографии стало то, что великий мудрец Торы их не простил.

Славитинская трагедия

Четвертый тираж славитинского Талмуда задумывался похожим на издание 1817 года, но содержал ряд дополнений. В 1835 г. братья успели издать трактат «Брахот», а в 1836ом — «Шабат», «Эрувин» и «Псахим». И когда трактат «Псахим» уже был в печати, произошла трагедия, которая не только не дала Шапиро закончить издание этого ШАСа, но и полностью изменила их судьбу и судьбу всей отрасли, а также оказала крайне неблагоприятное влияние на еврейское население.

У братьев работал переплетчик по имени Элиезер. В некоторых источниках сообщается, что он злоупотреблял алкоголем и постепенно пьянство начало влиять на качество его работы, поэтому в какой-то момент его уволили. Этот Элиезер повесился в типографии, братья Шапиро пытались избежать огласки, чтобы не привлекать внимания властей к предприятию, и похоронили его в тайне, но родственники погибшего подняли шум по поводу его смерти: они донесли на братьев Шапиро. Говорили, что Элиезер был убит, поскольку он слишком много знал и угрожал братьям, что сообщит о нарушении ими законов о цензуре. К доносчикам присоединились три выкреста — Михаэль Бендерский, который использовал свои связи с местным начальником полиции и добился быстрого заключения братьев Шапиро под стражу, а также некие Гринберг и Липский, активно распространявшие версию о предумышленном убийстве и многочисленных нарушениях закона о цензуре, якобы имевших место в типографии. В итоге весть о происшествии в Славите дошла до Петербурга и в конечном счете достигла ушей Николая I, который приказал оставить братьев под арестом до полного выяснения их дела в суде. Вышеупомянутые выкресты, заручившись поддержкой ряда священников, воспользовались ситуацией. Ими были собраны многие святые книги, якобы имевшие антихристианскую направленность — все эти книги были подвергнуты публичному сожжению.

7 декабря 1837 года умер раби Моше. Братья провели под пытками и следствием три долгих года в одиночных камерах киевской тюрьмы. 30 марта 1838 года Высший военный трибунал вынес приговор: ссылка и лишение всех прав, а до того по 1500 ударов шпицрутенами каждому. 15 июня 1839 года приговор был утвержден царем. Вот как описывает процедуру еврейский историк Шауль Гинцбург в сочинении «Славитский навет»: «Пятьсот солдат строили в две шеренги, одна напротив другой, на расстоянии в несколько шагов. Каждый солдат держал шпицрутен — длинную, изогнутую палку, два с половиною сантиметра в диаметре. Осужденного раздевали до пояса и привязывали к рукам сзади по ружью. Позади него шли два унтерофицера и медленно вели его, держась за ружья, сквозь строй. Каждый солдат обрушивал на голую спину осужденного палочный удар. Офицеры следили, чтобы удары были производимы с размаху и достаточно сильно». Во время экзекуции братья вели себя героически. Широкую известность приобрел рассказ о том, как шел сквозь строй раби Пинхас: с его головы упала кипа, и он, будучи человеком слабого

здоровья, все же остановился, и не продолжил идти под ударами, пока не подняли кипу и не положили ему на голову.

Проведя почти полгода в государственной больнице, братья немного залечили спины, из которых было извлечено множество заноз, отколовшихся от шпицрутенов при ударах. После этого их заковали в кандалы, чтобы под конвоем этапировать в Сибирь через Москву. Идти предстояло пешком.

В Сибирь братья так и не попали. Дойдя до Москвы к концу следующего года, они были настолько тяжело больны, что не могли продолжать путь, и их поместили в тюрьму до выздоровления. Их семьи многократно подавали прошения о помиловании, все они были отклонены. 23 мая 1841 года царь отдал распоряжение: «Если они больны, пусть остаются в Москве в богадельне. Домой не пускать». 16 лет в общей сложности братья провели в больнице или под арестом, и лишь после того, как в 1855г. на российский престол взошел Александр II, их отпустили на свободу и разрешили вернуться домой. Шауль Гинцбург писал, что по возвращении братьев домой их встретили как святых мучеников и начали упрашивать стать адморами, но «оба отвергли все просьбы и мольбы волынских хасидов возглавить их общину». Раби Шмуэль Аба умер в 1863 году в местечке Теплик в Подолии в возрасте 79 лет. Раби Пинхас умер в Славуте в 1872м, ему исполнилось восемьдесят.

Житомир

С того момента, как в адрес братьев Шапиро прозвучало обвинение в нарушении цензуры, дело уже никак не могло ограничиться уголовным преследованием двух евреев. 27 октября 1836 г. Комитет министров в спешном порядке принял положение, согласно которому «для облегчения надзора за еврейскими типографиями» в России их следовало немедленно закрыть. Царь утвердил это решение. Впредь печатать еврейские книги разрешалось лишь в двух местах — в Киеве и Вильно. Правда, в случае с Киевом это решение создавало правовую коллизию, поскольку противоречило высочайшим указам 1827 и 1835 годов, о запрещении евреям постоянно проживать в Киеве и о выселении из Киева всех евреев соответственно. Поэтому в положение были внесены коррективы, и вторую еврейскую типографию открыли не в Киеве, а в Житомире.

В 1837 году в Житомир было перевезено оборудование славитинской типографии, которым продолжали владеть оставшиеся на свободе члены семьи Шапиро. Поскольку раби Шмуэль Авраам Аба и раби Пинхас находились под арестом, с 1847 года управление типографией взяли на себя их дети — Ханина Липа, Йеошуа Эшель и Арье Лейб Шапиро, которые начали вновь издавать хасидские и другие святые книги. С 1858 по 1864 гг. они напечатали новое прекрасное издание Талмуда.

В 1845 г. было принято новое положение, которое подтвердило существование двух еврейских типографий в России — виленской и житомирской — но отныне еврейское книгопечатание подлежало цензурному надзору со стороны министерства народного просвещения. Принципиальные изменения состояли в том, что непосредственный контроль за деятельностью типографий был поручен директорам виленского и житомирского раввинских училищ, которые воспринимались на еврейской улице как «форпост ассимиляции», а сами типографии изымались у собственников и «отдавались в откупное содержание с торгов», т.е. сдавались в аренду по итогам аукциона (тендера). Вырученные на аукционе деньги передавались казенным еврейским учебным заведениям. Арендаторами житомирской типографии стали трое братьев Шапиро.

В начале 1850х гг. над типографией вновь сгустились тучи: шурин молодых Шапиро Йосеф Барух Сфард, который выступал в качестве компаньона, написал на них донос. По всей видимости, там не поделили прибыль, но он писал не об этом, а утверждал, что Шапиро издают книги, не имея цензурного разрешения, что они давали взятки цензору еврейских книг Киевского цензурного комитета И. Зейберлингу, и это позволило им двукратно печатать книги по одному разрешению. К чести властей, было проведено объективное расследование, установившее ложность всех обвинений, и в итоге Шапиро не пострадали.

При новом царе предпринимались новые попытки решить «еврейский вопрос». Иногда это приносило хорошие новости. В 1862 году Комитет об устройстве евреев разрешил открывать еврейские типографии в черте оседлости и даже в Петербурге, а заодно отменил систему откупного содержания. Ханина Липа и Йеошуа Эшель Шапиро снова стали владельцами своей типографии, а Арье Лейб отделился от них и открыл собственную типографию там же, в Житомире.

«Вредная» типография

Но вскоре начались новые проблемы. Несмотря на то, что на все книги, издаваемые Шапиро, были получены цензурные разрешения, это была исключительно религиозная литература, поэтому выкресты и «маскилим» постоянно доносили на Шапиро, называя их «фанатиками», которые способствуют распространению мракобесия в еврейской среде, что препятствует эмансипации (а значит, и ассимиляции). «Ученый еврей» при киевском, подольском и волынском генерал-губернаторе Г. Барац и чиновник для особых поручений при волынском губернаторе Сварчевский представили начальству свои заключения о вредном влиянии издаваемых книг на еврейское население, а заодно обвинили братьев Шапиро в искусственном завышении цен на книги. Согласно докладной записке цензора еврейских книг Киевского цензурного комитета В. Федорова второе обвинение выглядит полностью безосновательным, и даже наоборот — книги Шапиро стоили гораздо дешевле, чем у конкурентов. Но местные и высшие власти уже составили себе представление о «вредной» деятельности братьев Шапиро. Министр народного просвещения граф Д. А. Толстой отреагировал на эту клевету, получил согласие царя, и в 1867 году двери типографии Ханины Липы и Йеошуа Эшеля были опечатаны. Закрытию подлежала и типография Арье Лейба, но в ней производство прекратилось само, еще за год до получения распоряжения. Предполагается, что Арье Лейб Шапиро закрыл свою типографию, не выдержав конкуренции. Семье Шапиро было запрещено издавать книги на всей территории империи. Ханина Липа, Йеошуа Эшель и члены их семей неоднократно подавали прошения о том, чтобы им позволили вновь открыть типографию в Житомире, или хотя бы дали отсрочку на 5 лет для завершения уже начатых проектов, или, в самом крайнем случае, разрешили сдать типографию в аренду. На все прошения были получены отказы. Семья оказалась на грани банкротства, 150 типографских рабочих потеряли работу, пострадали владельцы еврейских книжных магазинов в Житомире, Славите и других городах и местечках черты оседлости. Еврейские общины лишились возможности приобретать необходимые книги по доступной цене.

Убедившись, что разрешения на открытие типографии им не получить, Шапиро продали в 1868 г. все типографское оборудование учителю житомирского раввинского училища И. Баксту. Однако, по свидетельству волынского губернатора, этот Бакст был только подставным лицом, прикрываясь которым Шапиро продолжали свою деятельность. Дата окончательной ликвидации типографии неизвестна.

Хроника издания первого виленского Талмуда

Виленско-гродненское издание Талмуда оказалось проектом многострадальным, хотя бы потому, что работа над ним заняла в общей сложности почти 20 лет. Ромм и Зимель начали производство в 1835 году в местечке Озеры рядом с Гродно, и на титульном листе большими буквами было напечатано: «Вильно и Гродно». После принятия вышеупомянутого положения Комитета министров о закрытии еврейских типографий, печатать книги в Озерах стало невозможно. Согласно положению, евреям разрешалось иметь всего две типографии, одна из которых должна была располагаться в Вильно, но там эта привилегия была дарована Аврааму Дворжецу. Однако уже маю 1837 г. Менахему Ману Ромму и его компаньонам после серии прошений и взаимных обвинений удалось вытеснить конкурента из бизнеса, и в 1838г. они перенесли производство в Вильно. С тех пор город Гродно в выходных данных не указывался.

В начале 1840 года виленская типография сгорела во время пожара: погиб один рабочий, были уничтожены 25 печатных станков. В хасидских кругах известие об этом было воспринято как быстрая Небесная кара за несправедливые действия виленских издателей в отношении типографов Славиты. Вскоре после этого умер р. Менахем Ман Ромм и его долю в бизнесе унаследовал сын, Йосеф Реувен. Компаньоны понесли огромные убытки и не могли оперативно восстановить печать в полном объеме, работа продвигалась очень медленно.

В 1843 году к ним присоединились рав Йосеф Элишберг и рав гаон Матитьяу Штрашон из Вильно (сын Рашаша): будучи состоятельными людьми, они пытались помочь с Талмудом. На ту беду вмешался варшавский цензор, который запретил продавать это издание в Польше, где уже было 800 подписчиков. Продажа подписки вне Польши шла очень плохо и в 1845 году печать Талмуда остановилась вообще. На тот момент не хватало всего раздела «Кодашим». Типография была на грани закрытия, но Йосеф Реувен Ромм сумел получить у государства право печатать книги самостоятельно, без компаньонов, и быстро разбогател.В 1851г. он «разморозил» проект с Талмудом и довел его до конца в 1854 году. Получилось очень красивое издание, с хорошими шрифтами, но в нем были заметны недостатки — активное вмешательство цензоров в процесс не прошло бесследно.

Йосеф Реувен умер в 1856 году, типографию унаследовали его сыновья — Давид, Яаков и Ман, которые продолжили успешно развивать бизнес. С момента смерти Давида Ромма в 1860 году фактическое руководство предприятием взяла на себя его вдова — Двора, а фирма приобрела всем известное название «Типография вдовы и братьев Ромм». В 1880—86 гг. типография осуществила новое расширенное издание Вавилонского Талмуда, содержавшее свыше 100 комментариев, ставшее «классическим» и с тех пор многократно воспроизводившееся. Но это уже другая история…

Из журнала «Мир Торы»