Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Это случилось в 1982 году. Пациенту больницы «Таль а-Шомер», находившемуся на последней стадии рака, сообщили, что ему не могут помочь никакие известные медицине средства. Однако больному стало известно о том, что был синтезирован новый препарат, который проходит клинические испытания. Он обратился к исследователю, открывшему это лекарство, с просьбой испытать препарат на нём, и тот согласился пойти на риск, предполагая, что новый препарат может помочь больному и не будет представлять для него существенной опасности.

Но тут к разочарованию лечащих врачей и вопреки воле умирающего, вмешались представители министерства здравоохранения и запретили применение данного препарата, ссылаясь на то, что он не лицензирован в Израиле. Больной подал иск в «Высший суд справедливости», требуя запретить чиновникам министерства здравоохранения препятствовать попыткам его спасения, но БАГАЦ1 оставил его иск без удовлетворения.
В своем постановлении судьи БАГАЦа указали, что, согласно букве закона, они не могут разрешить использование вышеозначенного препарата. При вынесении решения они руководствовались правилами, установленными в фармацевтической отрасли, и Хельсинскими соглашениями, из которых следует, что если нет однозначных доказательств лечебного действия препарата и есть сомнения в его безопасности, то разрешить его использование невозможно. В данном конкретном случае испытания препарата ещё не были завершены, а в его состав входили вещества из группы цианидов2.

В постановлении также было сказано, что необходимо учитывать ущерб, который может быть причинён обществу, в случае выдачи разрешения больному на использование нового препарата, т.к. это может создать опасный прецедент и привести к попранию закона и неконтролируемому распространению новых, непроверенных препаратов в будущем. У больных появится возможность отказываться от принятых схем лечения, выбирая вместо этого вновь синтезированные и ещё не сертифицированные препараты. Т. о. их решение было призвано служить для защиты больных от различного рода шарлатанов, ведь никому не известно доподлинно, не укоротит ли такой препарат жизнь больного, и способен ли он вообще помочь ему?!

К своим законодательным выводам судьи добавили несколько замечаний, не имевших юридической силы, но разъясняющих постановление. Вот что сказала судья г-жа Нетаньяу: «Ах, если бы я была свободна выносить решение по велению моего сердца, я бы, непременно, удовлетворила прошение, и мне причиняет огромные мучения видеть страдания больного и его семьи». И еще она добавила: «Быть может всё-таки заключён в препарате последний шанс на спасение для больного, и ему известно о риске, но он в отчаянии и, поэтому, готов принять на себя риск по собственному желанию. И нам ли теперь лишать его этого шанса? Мне не даёт покоя совесть, мы взяли на себя огромную ответственность, а кто мы такие?!» Вот реальный случай и постановление суда. Попробуем разобраться в ситуации и понять, как смотрит на все это Тора.
Начнем с того, что слова судьи удивительны! Фактически она признает, что зов её сердца и голос совести вступают в противоречие с законом: «Ах, если бы я была свободна постановлять по велению моего сердца, я бы непременно удовлетворила прошение…», «…мне не даёт покоя совесть, мы взяли на себя огромную ответственность…», — и не успокаивается она, пока не восклицает: «А кто мы такие?!», — тем самым она признается, что, по ее мнению, принимать подобное решение было не совсем в её компетенции. Однако в финальной части своего заявления г-жа судья все же предпринимает решительную попытку оправдаться за то, что взяла на себя ответственность решить вопрос жизни и смерти и говорит: «Назначение судьи в том, чтобы принимать решения, даже когда эти решения тяжелы, потому что ангел правосудия стоит у него за спиной и требует: “Постановляй!”

Выводы, которые можно сделать на основании заявления г-жи судьи, заставляют содрогнуться! Если мы проанализируем её слова, то столкнемся с абсолютно однозначным утверждением, сделанным от имени всей властной вертикали: оказывается, в задачу закона не входит защита принципов совести, морали и нравственности, поскольку это вообще не является его функцией. А в чем на самом деле его функция? В поддержании порядков, установленных в обществе, и, собственно, все… Поэтому гипотетический “ущерб, который может быть причинён обществу, в случае выдачи разрешения больному на использование нового препарата”, даже если все опасения весьма условны и далеки, все равно склоняет чашу весов в сторону запрета, и конкретный живой человек вынужден принести свою жизнь на алтарь “всемирного счастья и благоденствия”. Но самое страшное, что следует из ее слов: мораль и человеческий закон — это не связанные между собой вещи, которые периодически могут противоречить друг другу. И значит, поступки того, кто всегда хочет поступать по закону, в определенных случаях аморальны! Также из вышеприведенного следует, что существует некая моральная основа, на которой судья основывает свою силу выносить решения по вопросам жизни и смерти, однако основа эта более чем противоречива, это нечто виртуальное, абстрактное и совершенно не ясное, как и само понятие “ангел правосудия”.

Можно продолжать анализировать слова г-жи судьи, и искать глубинный смысл каждой фразы, но удовлетворимся сказанным выше и посмотрим как данный случай рассматривался бы с точки зрения закона Торы Израиля, если бы он “предстал” на суд Вс-вышнего.
Даян3, который имеет право выносить решения по имущественным вопросам и, тем более, в вопросах жизни и смерти, должен быть полностью отождествлен с моралью и совестью законов Торы, так как именно их он притворяет в жизнь в своих решениях. Законы Торы — это не только упорядочивание отношений между людьми в обществе, но и сами совесть и справедливость. Это не только нравственные законы — закон и есть сама нравственность.
Судьи, призванные судить по закону Торы, не мучаются вопросом “кто я?”, даже если лежит на них обязанность отправить человека на казнь; никогда веление их сердца не противоречит закону, а совесть не причиняет им страданий, потому что от самого Творца мира наделены они правом судить, и закон, который они претворяют в жизнь своим решением — он и есть совесть и веление их сердца.

Прекрасным примером единства мудрецов Из-раиля и Торы является случай, произошедший с равом Ицхаком Зеевом Соловейчиком, благословенна память о праведнике, в Варшаве, в первые дни Второй мировой войны, когда нацисты, да сотрёт Вс-вышний их имена, регулярно бомбили по ночам город. Жильцы дома, в котором поселился рав, постоянно спорили, где лучше провести эту ночь: на верхних этажах или на нижних. Когда они, наконец, шли спать, то им с трудом удавалось заснуть из-за сильного страха. Рав же каждый вечер ложился в кровать спокойный и умиротворённый. В конце концов, один перепуганный человек спросил его: “Куда подевался всем известный страх рава в отношении заповеди о спасении от опасности?”4 Ответил ему рав: “Ты думаешь, страх, который я испытываю при опасности для жизни — это природный страх? Нет и ещё раз нет! Я боюсь, что может быть не исполнил великую обязанность, наложенную этой заповедью. Поэтому, если можно избежать опасности для жизни с помощью каких-то мер и усилий, я боюсь всем существом своим не исполнить заповедь, но в случае с ночными бомбёжками нет у меня ни малейшей возможности спастись от опасности и я ничего не могу сделать, и это значит, что я “онус”5, поэтому мой страх уходит, и я спокойно сплю в своей постели”.

Давайте посмотрим, какое решение по данному делу вынес бы даян, призванный судить по закону Торы. С точки зрения алахи наш больной имеет статус “того, кто хочет рисковать “остатком своих дней6 ради сомнительной возможности спасения”. У ракового больного на последней стадии есть лишь “остаток дней”, поскольку врачи установили, что он “инкура-белен” (т.е. медицина на современном уровне бессильна ему помочь) и отправили его умирать домой. С другой стороны, новое лекарство может таить в себе опасность еще большего сокращения оставшихся дней больного. Получается, что больной намерен рисковать остатком своих дней. Но поскольку предполагается, что лекарство может его излечить, то такого пациента следует рассматривать как того, кто хочет рисковать остатком дней в попытке спасения собственной жизни.
В Талмуде (“Авода Зара 27б”) упоминается эпизод с четырьмя больными цараат7 (2-я Книга Царей, гл.7), которые сидели у врат Шомрона, когда город осадило арамейское войско. В Шом-роне начался великий голод: пророк сообщает, что матери ели собственных детей. В отчаянии больные цараат решили сдаться врагу: быть может, арамейцы сжалятся, накормят и тем самым спасут их — это лучше чем сидеть на месте или возвращаться внутрь осажденного города, ожидая голодной смерти. Они пошли в арамейский стан, но Вс-вышний совершил чудо: арамейскому войску послышался грохот колесниц, они решили, что израильский царь нанял египтян и хеттов, и пришедшие увидели, что враги бегут в ужасе. Вошли они в шатры врагов, и ели и пили. Эти четверо больных цараат — это Геха-зи и трое его сыновей. Отсюда учит Талмуд, что разрешается подвергнуть опасности остаток дней (досл. жизнь временную), ради возможного спасения, и так установлен закон в книге “Швут Яаков”. По всей видимости, на основании всего вышесказанного следует разрешить больному применить новый препарат, несмотря на то, что, возможно, он таит в себе опасность укоротить остаток его жизни.

Однако гаон рав Йосеф Шалом Эльяшив, благословенна память о праведнике, разъяснил, что рисковать остатком дней ради шанса на спасение разрешено лишь в том случае, когда речь идёт об известном, проверенном способе спасения, в то время как в нашем случае нет ясности, способно ли новое лекарство помочь выжить. В случае с Гехази и его сыновьями было очевидно, что они точно спасутся, если дать им еду — вопрос состоял лишь в том, доберутся ли они до еды, и даже если доберутся — дадут им поесть или убьют. Но новый препарат, который не прошел стадию клинических испытаний, и про который не известно доподлинно, что он обладает лечебным эффектом, по мнению рава Эльяшива принципиально отличается от еды, которая спасла Гехази и его сыновей от голодной смерти. Поэтому невозможно разрешить больному, умирающему от рака, испытывать на себе непроверенное лекарство, рискуя остатком дней — он должен прожить то время, которое ему предназначено, и надеяться на спасение свыше8. (Каждое мгновение человеческой жизни свято перед Вс-вышним, благословен Он, и поэтому ради продления жизни даже на одну секунду Творец разрешает нарушить все Свои запреты, кроме трех: убийства, разврата и идолопоклонства. И именно поэтому, если человек падает с крыши стоэтажного дома, а на 50-ом этаже кто-то подставил ему нож, то мы называем того, кто подставил нож, убийцей9. Несмотря на то, что выводы рава Эльяшива фактически совпали с выводами судей БАГАЦа, между их решениями есть три принципиальных различия:

1) В своем постановлении БАГАЦ исходил из соображений общественной пользы, ради которой попрал ценность конкретной человеческой личности и жизни. Судьи БАГАЦа, не усмотрели ничего неправильного в том, чтобы принести отдельного человека в жертву некой общественной пользе. Что же касается рава Эльяши-ва, то его решение основано на алахическом понимании конкретной пользы данного человека. И именно из соображений полезности для конкретного больного он обязал запретить использование препарата10.

2) Забота о порядке в обществе и различные опасения, связанные с возможным нарушением контроля за оборотом лекарств — безусловно, все это важно, но для мира Торы абсолютно не-релевантно: жизнь больного должна ставиться во главу угла, перед нами человек, находящийся в смертельной опасности, и поэтому теряют значение опасения ущерба, который может быть причинен обществу, ведь Вс-вышний, благословен он, заповедал нам делать всё ради спасения конкретной человеческой жизни11. Данное постановление относится к части целой системы законов, регулирующих обязанности и права каждого человека, и дающей нам уверенность, что общество будет здоровым, и что нам не придётся думать о проблемах с контролем. Придавая огромное значение правам конкретных людей и определяя жизнь в качестве высшей Б-жественной ценности, Тора занимается и определением обязанностей человека по отношению к обществу. И благодаря этому возникают островки гармонии, взаимопонимания и человеколюбия.

3) После принятия такого решения судьям БА-ГАЦа не дает покоя совесть, в то время как постановление рава однозначно, он не мечется между буквой закона и голосом собственной совести, он не задаётся вопросом “Кто я такой?” — ведь о судье, который судит по закону Торы, сказано, что сам Вс-вышний как будто бы судит вместе с ним (Теилим 22). Судья, пришедший постановлять закон Торы, даже если речь идет о вопросе жизни и смерти, и он постановляет казнить кого-либо, — не будет испытывать угрызений совести, а лишь ощущение цельности и близости к Творцу, поскольку знает что своим решением он выполнил свою обязанность уничтожать зло в мире, а так же помог приговорён-ному очиститься12.

От переводчика. В дополнение объясним, что суд мудрецов Торы и суд Вс-вышнего, это одно и тоже, т.к. мудрецы и есть олицетворение и продолжение торы Вс-вышенго в нашем поколении, На каждого из нас возложено понимать и передавать Тору, пропуская её через себя, поэтому мы встаём перед мудрецом Торы и почитаем его, так как он это и есть его Тора, именно его Тора, так как он её “приобрёл” своими трудами над ней. Устная Тора “расширяется” открытиями каждого действительно учащего её; Вс-вышний заповедует: “мудрецов своих устрашись”. Говорит Мидраш, что Вс-вышний объяснил Моше, учителю нашему, всю Тору всех поколений, даже то, что конкретный учитель объяснит в конкретном классе конкретному ученику, отвечая на его вопрос. Ещё повествует Мидраш, что Моше Рабейну попал в Дом учения раби Акивы, и сел там на заднюю лавку (чем слабее ученик там дальше он сидел от раввина, так был устроен и Великий суд — санэдрин (суд 71-го), что сидели по мудрости, когда кто-нибудь умирал или становился неспособным судить, то все, кто за ним, передвигались на 1 место вперёд, а первый сидевший в малом санэдрине (суд 23-х) садился на 71-е место), так вот он сел на последнее место и услышал как раби Акива из коронок над буквами Торы выучивает многие и многие законы. Испугался он, так как не понял откуда тот это берёт, но раби Акива объяснил одному из учеников, что он это учит из “Торы учителя нашего Моше”, теми 13 способами толкования, которые дал нам учитель наш Моше, и тут понял Моше Рабейну как выводятся эти законы… Написано в трактате “Рош а-Шана”: сказано “Моше и Аарон и 70 старейшин Израиля”, но почему не названы их имена? Отвечает Талмуд, что не названы их имена чтобы показать тебе, что сила мудрецов любого поколения, как сила мудрецов суда Моше Рабейну, и если ты пришёл спорить с судом своего поколения, то тебе придётся спорить с судами всех поколений и с судом Моше Рабейну…

1 БАГАЦ — сокращение ивритского названия данного правового института государства Израиль — аналог Верховного и Конституционного судов РФ одновременно — рассматривает, в основном, вопросы, связанные с нарушением прав человека.

2 Цианиды — высокотоксичные вещества, блокирующие электронно-транспортную цепь митохондрий клетки, что приводит к прекращению клеточного дыхания, т.е. заключительного этапа синтеза энергии в процессе окислительного фосфорилирования, что является основным путём синтеза энергии в клетке; прекращение данного процесса приводит к гибели клетки, поэтому эти вещества с давних времен известны как яды.

3 Cудья — мудрец Торы, имеющий право судить в раввинском суде,получившийправо от своего учителя решать, каков закон Торы в том или ином случае. Это право получают, когда учитель благословляет достойного ученика, возложив руки ему на голову.

4 В данном случае имеется в виду заповедь “и оберегайте души ваши”, которая обязывает любой ценой заботиться о сохранении и спасении человеческой жизни (кроме разврата, убийства и идолопоклонства).

5 От слова “онес” — вынужденные обстоятельства, объективно лишающие человека какой-либо возможности выполнить заповедь. Про такого человека говорит Тора, что тот, кто хотел выполнить заповедь и попал в подобную ситуацию, выглядит в глазах Вс-вышнего так, как будто выполнил её. 6 Досл. “жизнью временною”, “жизнью на час”.

7 Это особая болезнь, приходящая на человека за злоязычие, такой человек по закону Торы обязан выйти за пределы поселения до своего полного исцеления и очищения — прим. переводчика.

8 Возникает серьезный вопрос. Даже в препарате, который находится на начальной стадии разработки, в конечном счете заключен какой-то шанс спастись. А если так, то можно сказать, что обсуждаемый нами случай не отличается принципиально от ситуации с Гехази и его сыновьями, хотя шанс на спасение довольно низкий, поскольку лечебный эффект препарата на данной стадии исследований вызывает сомнения. Другими словами, при наличии даже самых незначительных шансов на спасение, история с препаратом, на первый взгляд, все же подпадает под закон “рисковать остатком дней ради возможности спасения”. Что же касается рава Эльяшива, то он запрещает больному испытывать на себе непроверенный препарат не потому, что не согласен с данным законом, а потому, что рисковать остатком дней ради спасения жизни, по его мнению, можно лишь тогда, когда вероятность выживания может быть определена как некий достаточно конкретный критерий (ведь в случае с Гехази и его сыновьями вероятность выживания была
вполне конкретной: если хватит сил добраться до еды и не убьют враги, то спасение “гарантировано”), а в нашем случае шансы на положительный исход слишком малы, в то время как шанс ускорить смерть с “помощью” препарата, наоборот, довольно велик.
И как бы то ни было, по мнению книги респонсов “Шут Ахиезер” (“Йорэ Деа”, гл. 16, п.7) необходимо разрешить использование лекарства даже в том случае, когда вероятность успеха в лечении минимальна. Он разрешает даже препарат на стадии испытаний, поскольку считает, что любом случае рискуют остатком дней ради возможности спасения: “А по поводу вопроса о больном, которому опытные врачи сказали, что без операции он не протянет больше 6 месяцев, а после операции возможно излечится — даже если операция очень опасна, и более вероятно, что больной её не перенесёт, в любом случае такую операцию следует сделать, т.к мы не опасаемся рисковать остатком дней даже ради призрачной возможности спасения, когда уже окончательно отчаялись вылечить пациента другими методами”.

9 По решению малого санедрина (судебного органа в составе 23 мудрецов Торы) такой человек приговаривался к смерти, поскольку он укоротил остаток жизни ближнего, и не имеет никакого значения, что падающий погиб бы в любом случае.

10 Как в этом мире, так и в будущем; как для его тела, так и для его души.

11 Можно спросить: а как же известный закон, что не выкупают пленников по завышенной цене (трактат “Гитин” лист 45), потому что это может привести к учащению воровства людей? Разве не видим мы из этого закона, что принесение отдельного человека в жертву ради общественных интересов — это нормальная практика с т.з. алахи? Нет, потому что сказано в том же законе, что если есть опасность для жизни пленников, то обязаны выкупить их даже по завышенной цене.

12 В Талмуде сказано, что величайшие люди поколения приходят к приговорённому к смерти, чтобы уговорить его раскаяться, поскольку раскаявшийся и принявший на себя приговор очищается этим перед Вс-вышним и искупает свой грех.

Из журнала «Мир Торы”