Из цикла «Иди сынок», темы: Хаим Шапиро, Великая Отечественная война
На станции в Познани я присоединился к группе советских офицеров, рассчитывая на то, что польская военная полиция, увидев меня среди русских, не будет привязываться ко мне, несмотря на мою польскую форму. Из разговоров своих попутчиков я выяснил, что они направляются в Берлин через Франкфурт-на-Майне. Я осторожно попытался узнать, в каком месте они будут переходить границу, но никто из них раньше не пересекал границу поездом: обычно их перевозили в армейских грузовиках.
Я напряженно думал. При пограничном контроле меня непременно спросят, почему я еду в Германию, имея пропуск в Ломжу. Но выбора у меня не было, и отступать уже было некуда. Я знал, что если не перейду границу сейчас, то буду привязан к этой стране еще на долгих семь лет.
Когда мы садились в вагон, я занял место около уборной. Я рассчитывал, что эта тактика, которую я с успехом применял в советских поездах в Казахстане, здесь тоже пройдет: можно будет во время проверки документов спрятаться в уборной или переходить из вагона в вагон.
Русские пили и веселились, а мне было не до веселья. С тревогой и грустью смотрел я в окно, мысленно прощаясь с Польшей, и вспоминал стихи Адама Мицкевича, написанные им при расставании с родиной:
«Литва, моя любимая,
Ты, как здоровье!
Только когда потеряешь,
Узнаешь, как тебя любил!»
Мне же хотелось кричать моей ненавистной родине: «Будь ты проклята, Польша! Сердце твое из камня, руки твои в крови! Ты не слышишь крики умирающих женщин и детей! Когда поезда на Аушвиц шли по твоей территории, ты не дала глотка воды евреям, умирающим от жажды. Ты, как Моав, который отказал в хлебе и воде голодным и томимым жаждой детям Израиля, когда они проходили по его земле.
Будь ты проклята навсегда!»
Тот, кто хорошо знает русских, не может не заметить явного изменения в их поведении по мере приближения к Западу. В России никто из них не решился бы рассказать анекдот о советском режиме или о Сталине. Теперь же они от души веселились и вовсю смеялись над самым незатейливым анекдотом. Казалось, что воздух свободы с запада раскрепощает этих патриотически настроенных советских граждан.
Проводник-поляк объявил: «Приготовиться к выходу!» Я удивился: разве мы уже проехали границу? Побежал за проводником, чтобы узнать, не во Франкфурте ли мы уже. «Нет, — ответил проводник, — мы еще в Польше. Но мост через Одер пострадал от бомбежки, и пассажирам придется переходить его пешком».
Я страшно испугался. Перехода через две границы я никак не ожидал. Что же теперь делать? Вернуться и отложить попытку до следующего раза? Но мой отпуск подходил к концу. Кто знает, когда мне представится еще такая возможность?
Я выглянул в окно и увидел Одер, новую границу между Польшей и Германией. Временный деревянный мост прогибался под тяжестью проходившей по нему техники. На одном конце моста была поставлена будка, покрашенная в польские национальные цвета — белым и красным. Рядом стоял польский офицер. На другом конце моста находился советский пограничный пункт. Что делать? Рискнуть и перейти мост вместе с советскими военными?
Пока поезд останавливался, я выработал план: попытаюсь затеряться среди русских и буду громко с ними разговаривать. Возможно, польские пограничники примут меня за русского офицера, который просто так носит польскую форму, и не заставят предъявлять документы.
А как же русские на другом конце моста? Они наверняка удивятся, почему это польский офицер переходит границу — ведь в Германии не было польских подразделений! Но времени на размышления больше не оставалось. Поезд остановился, и всем пассажирам приказали идти на мост к будке пограничного контроля. Сердце мое бешено билось: я прекрасно понимал, как я рискую, — впереди меня ждала свобода или смерть.
Русские оживленно переговаривались, и я понял, что перекричать эту шумную толпу мне не удастся и польский офицер на границе не услышит, что я говорю по-русски, а заметит только мою польскую форму. А если он остановит меня и попросит документы, я пропал!
И вдруг я подумал о песне! Я много раз был запевалой, почему бы не спеть и сейчас? Если пограничник услышит, как я пою, он примет меня за русского!
— Друзья! — крикнул я. — А что, если мы споем?!
— Правильно! Правильно! — закричали все. — Давайте споем!
Майор, старший среди нас по званию, сказал:
— Вы предложили, вы и запевайте!
Я вошел в центр группы и во весь голос запел старую боевую, всем известную песню. Когда мы проходили польскую границу, я был на середине куплета. Все молчали, а мой голос звучал громко и чисто. Польский офицер щелкнул каблуками и отдал нам честь. Отвечая на приветствие, я козырнул по-русски. Бело-красная будка осталась позади. Получилось! Благословен Б-г Всемогущий!
Но самое опасное — советский пограничный пункт — было еще впереди. Я продолжал петь. Мои спутники подхватили слова припева. Но тут майор неожиданно скомандовал: «Смирно!». К нам приближался армейский джип, в котором сидел русский генерал. Шофер замедлил ход, и мы отдали честь генералу. Когда он поднялся в машине, чтобы ответить на наше приветствие, меня охватил ужас.
Это был тот самый русский офицер, которому почти пять лет назад на вокзале в Каунасе я помог внести в поезд багаж, миновав таким образом литовские и русские таможенные досмотры и избежав ареста. Это был совершенно необъяснимый случай, и все эти годы мне казалось, что Б-г послал этого человека для моего спасения, ведь благодаря ему я тогда безопасно пересек советскую границу. Теперь он был генералом, немного располнел, волосы его поседели. Глаза наши встретились, но я не понял, узнает он меня или нет.
От волнения я едва расслышал голос генерала: «Вольно, продолжайте петь!» Офицер рядом со мной дернул меня за рукав:
— Запевала! Слышал приказ генерала? Продолжай петь!
Так, с песней, мы дошли до пограничной будки, но песня кончилась, и нехитрый мой план срывался. Советский пограничник направился к нам. Он смотрел прямо на меня, и я с упавшим сердцем понял, что, заметив среди русских поляка, он намеревается проверить документы!
Но в этот момент джип генерала развернулся и резко остановился перед офицером-пограничником, отделив его от нашей колонны. Генерал заговорил с ним, а мы тем временем проходили мимо. Через минуту мы сошли с моста уже на немецкой земле, где нас ждал поезд.
Я хотел еще раз увидеть и запомнить на всю жизнь лицо генерала, моего невольного спасителя, посланного Б-гом, но мне было страшно оглянуться.
Рав Ицхак Зильбер,
из цикла «Беседы о Торе»
Комментарий рава Ицахака Зильбера на недельную главу «Мецора»
Рав Шимшон Рефаэль Гирш,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»
Все три предмета — кедровая ветвь, шерсть и иссоп, — связанные в одно целое красной нитью, символизируют весь диапазон органической жизни
Рав Шимшон Рефаэль Гирш,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»
Тот, кто входил в Святая Святых, должен был соответствовать высочайшему духовному статусу этого места. В противном случае такого человека ждало наказание.
Рав Шимшон Рефаэль Гирш,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»
В эпоху Храма родившая женщина определенный промежуток времени считалась нечистой. При рождении девочки такой период был в два раза длиннее. Цель такого постановления Торы — укрепление морали.
Нахум Пурер,
из цикла «Краткие очерки на тему недельного раздела Торы»
Краткое содержание раздела и несколько комментариев из сборника «Тора на все времена»
Рав Моше Вейсман,
из цикла «Мидраш рассказывает»
Рав Зелиг Плискин,
из цикла «Если хочешь жить достойно»
Рав Бенцион Зильбер
В недельной главе «Мецора» («Прокаженный») говорится о порядке ритуального очищения людей, которых предыдущая глава определяет как ритуально нечистых, после полного излечения от проказы, об очищении дома, на стенах которого появлялись пятна, сделавшие его нечистым, после их исчезновения, о ритуальном очищении мужчины, страдавшего истечением слизи из полового органа, и женщины после прекращения кровяных выделений.
Рав Исроэль Зельман,
из цикла «Книга для изучения Торы»
Есть разные виды праведников. Бывают праведники, которые «делают благое» , а есть, которые благого не делают.
Рав Хаим Суницкий,
из цикла «Вопросы и ответы по недельной главе»
Вопросы и ответы по недельной главе
Исраэль Спектор,
из цикла «Врата востока»
Восточные истории, комментирующие недельную главу Торы.
Рав Реувен Пятигорский
По материалам газеты «Истоки»