Рав Шимшон Бар-Он ушёл от нас в Шабат а-Гадоль («Великую Субботу» — субботу перед Песахом).
Родился он также в Шабат а-Гадоль 84 года назад, в 1929 году. Это был редкий человек. Он жил в университетском городе Тарту, в Эстонии. И скрупулёзно соблюдал все мицвот — все, без компромиссов. Его семья в те времена была единственной молодой «соблюдающей» семьёй в городе. Он был лектором в университете, жена работала врачом. Тот, кто понимает, что значит соблюдать субботу, кашрут и микву в тех условиях при их положении, — понимает.
Его отец, рав Авром-Довид Барон, был шохетом и моэлем, он получил смиху на шхиту ещё у рава Симхи а-Коэна из Двинска. Во время войны он был в эвакуации в Чувашии и самоотверженно продолжал там делать бритот.
Рав Шимшон рассказывал о своей жизни:
Мне было двенадцать лет, когда началась война. Из Эстонии, которая примерно за год до того стала советской, мы эвакуировались в Чувашию. В Чувашии я пошел не в седьмой класс, а на работу — другой возможности не нарушать субботу не нашел. Работал в часовой мастерской. Это стало моей профессией на долгие годы, в общей сложности на одиннадцать лет.
Вернувшись после войны в Эстонию, я через полгода снова стал часовщиком: работал на так называемой «точке», принадлежавшей большому комбинату. Комбинат разбросал по городу множество ремонтных «точек», где посменно работали два человека. Мы с напарником-эстонцем наладили отличную «систему»: он выходил на работу по субботам, а я — по выходным дням, в воскресенье. Такое благополучие держалось несколько лет.
В городе открылась вечерняя школа. Учились в них рабочие да несколько молодых офицеров, парней без образования, получавших офицерское звание на фронте, когда командиры один за другим выбывали из строя. В школе занимались всего четыре дня в неделю, суббота в их число не входила, и я пошел учиться.
Я проучился в «вечерке» года два, когда пошли разговоры, что комбинат собирается объединить «точки» в одну мастерскую. Что делать? В такой мастерской свои порядки уже не установишь. Надо уходить. Куда?
Тут я вспомнил, как рав Ицхак говорил моему отцу, что лучшая специальность для шмират шабат — соблюдения субботы — математика.
«Вечерку» я закончил еще в качестве часовщика, успел. Поступил в университет, закончил с отличием. Потом — аспирантура: единственный еврей в группе, я получил единственное вакантное место в аспирантуре — шабат помог. Защитил диссертацию. Неожиданно для себя стал доцентом: я-то ведь думал, что буду школьным учителем.
Университетским преподавателям предлагали высказать свои пожелания при составлении расписания лекций, и я с календарем в руках продумывал его на полгода вперед, заготовляя отговорки, почему беру именно эти дни, а не другие. Но однажды, когда Рош-а-Шана пришелся на четверг и пятницу, я не нашел решения. Объяснить отсутствие лекций три дня подряд (два дня Рош-а-Шана и в субботу) было невозможно. А ведь потом ещё следуют Йом-Кипур и Суккот! Никакие математические выкладки не помогали, как ни комбинируй. И тут произошло что-то совершенно неожиданное. Ко мне подошел коллега, известный тартуский профессор, и попросил помочь: он уезжает на семинар и хотел бы поменяться днями лекций. Я изобразил сомнение: трудновато, мол. Но ради тебя сделаю! И отдал ему свои лекционные часы в Рош-а-Шана, Йом-Кипур, Суккот и Шмини-Ацерет. Так Б-г меня выручил.
В Израиле я стал, как здесь говорят, полным профессором. Но и сегодня «большим математиком» себя не чувствую. Зато всегда чувствовал и чувствую, что шабат меня ведет и спасает на всех моих путях.
Тамара Бар-Он, жена рава Шимшона, дочь рава Меира Зайчика рассказывает о «своей стороне»:
До глубокой осени, до конца октября, я окуналась в озере за городом. Температура воды — одиннадцать-тринадцать градусов, кровь стынет и дыхание перехватывает, но ничего — не простужаюсь, все прекрасно…
Зимой я ездила в Ригу, иногда в Ленинград, где были миквэ. Поездки приходилось приурочивать к выходным дням: на исходе субботы я выезжала, в воскресенье вечером отправлялась обратно.
Поезд в Ригу, помню, назывался «Чайка». Он выходил из Таллинна и делал остановку в Тарту, где я и садилась. В дороге проводила часов пять, а то и больше. В Ленинград ездила автобусом, дорога занимала семь часов.
Свои поездки я заодно использовала для «спецзакупок». В Ленинграде жили мои родители. Отец имел право резать кур, и зимой я возила кашерных кур из Ленинграда, а иногда — из Риги, где тоже был шохет. Летом родители снимали дачу под Тарту, и с курами проблем не было.
В 73-м году, когда мои родители уехали в Израиль, мы полностью «переключились» на Ригу. С двумя сестрами мужа (они жили в Риге) в шесть утра мы мчались на рынок, покупали кур, бежали в синагогу к шохету, вручную ощипывали кур… Потом — миквэ, потом — к золовке за курами, оттуда — на такси на вокзал, и в понедельник на рассвете я — в Тарту.
Семья у нас была немаленькая: трое детей, муж, свекровь да я сама — шесть едоков, что ни говори, так что продуктов требовалось немало. Муж встречал меня, помогал доставить домой добычу (десять-двенадцать кур, а в Песах — и все двадцать, да еще десять килограммов мацы, которую пекли в рижской синагоге). И я бежала на работу…
(Рассказы приводятся по книге рава Ицхака Зильбера «Чтобы ты остался евреем»)
Последние годы рав Шимшон жил в Иерусалиме, в районе Санедрия а-Мурхевет.
Похороны состоялись на исходе субботы.
На похоронах выступил рав Залман-Нехемья Гольдберг, один из виднейших поским нашего поколения, зять Рава Шломо-Залмана Ойербаха и близкий родственник жены рава Шимшона. Он сказал так: «Можно много говорить о достоинствах рава Шимшона, но перед праздником не произносят надгробных речей. Правда, если умер талмид-хахам, то можно. Но рав Шимшон так скрупулёзно соблюдал мицвот, что, наверное, не захотел бы этого».
В беседе рав Залман-Нехемья рассказал, что был у рава Шимшона в четверг и они обсуждали, как выполнить законы Сэдэра при его состоянии, при его слабости. Это то, что занимало рава Шимшона в его последние дни…
Перед Песахом не говорят надгробных речей, но можно произносить слова, которые помогут «пробудиться от сна» и стать сильнее.
Есть гмара в трактате Шабат, в которой сказано: человек, который родился в субботу, — умрёт в субботу (потому что из-за него нарушили субботу) и будет назван большим праведником…
Поделитесь этой страницей со своими друзьями и близкими:
