Отказ нищего

Вот уже полгода Джонни — веснушчатый худенький мальчик — работает в ресторане «Жареная утка». В его обязанности входит: протирать столики и менять банки с горчицей или кетчупом, в зависимости от блюд, и выполнять другие мелкие поручения. В принципе, босс — добродушный рыжий толстяк — им доволен, а Джонни — боссом и редкими порциями жареной утки, что не проданы за день.

Джонни вытер стулья и столики, выставленные на улицу, и его передернуло от озноба. Низкие серые тучи, подгоняемые северно-западным ветром иногда роняли в спешке горсть тяжелых холодных капель. «Надо сказать боссу, что уже почти никто не хочет сидеть на улице, зря я только протираю тут и расставляю банки с горчицей».

— Эй, мальчик, — он вздрогнул от скрипучего голоса, раздавшегося позади него, голоса, напоминающего стон старых диванных пружин.

Джонни обернулся. За его спиной стоял бродяга.

...

По левую сторону от песчаной дорожки, ведущей к внушительных размеров дому в классическом стиле, росли пышные кусты розалия, а по правую — молодые саженцы дуба.

Рав Сарна тронул тяжелое кольцо на темной, ручной работы двери, и та моментально была открыта услужливым швейцаром:

— На какое время у Вас назначена встреча?

Рав Сарна назвал время.

— Проходите. Мистер Ноксбойм ждет Вас в своем кабинете.

— Все, Сюзи, крошка, слезай. И к тому же — вспомни: сколько раз я просил не входить в мой кабинет без стука?

Девочка нехотя соскочила с колен отца. Только что ведь она зашла к нему, уселась на колени, и вот, теперь ей нужно уже уходить. «Это потому что я – маленькая, - папа меня выгоняет — подумала она, выходя из комнаты и с недовольством рассматривая нового отцовского посетителя, — Будь я дядя в шляпе, он бы меня оставил… Вот когда  вырасту большая, я тоже буду всем говорить: сколько раз я просила не входить в мой кабинет без стука!»

— Рад приветствовать Вас, — мистер Ноксбойм пожал протянутую руку и указал на обтянутые черной кожей стулья по другую сторону его огромного полированного стола:

— Присаживайтесь. Я так понимаю, что уважаемый глава ешивы Хеврон не ставил целью своего визита ко мне обсуждения страницы Талмуда, иначе — вынужден вас сразу предупредить — вас ожидает ни с чем не сравнимое разочарование, — и сам рассмеялся своей остроте.

— Я не теряю надежды, что и по этому поводу мы с вами встретимся, но сейчас вы правы, цель моего визита иная, — мягко ответил рав Сарна. — Дело в том, — продолжал он после секундной паузы, — что последние несколько лет были крайне тяжелыми для ешивы с финансовой точки зрения, и мы, евреи Страны Израиля, надеемся на помощь наших братьев за океаном.

— Ну да, — закурил мистер Ноксбойм. — А у Финкельштейна вы были? Впрочем, неважно. А у Гольдвассера?

— Мистер Гольдвассер отсутствует.

— Ясно. Про Якубовского я не спрашиваю — у него дела плохи последнее время. Ну, и о какой же сумме идет речь?

— В настоящий момент ешиве необходима сумма в двадцать тысяч долларов.

— Это большая сумма, уважаемый рав Сарна!

— Вы правы. Дело в том, что ешива еще не оправилась от погрома, учиненного арабами в 1921 году… Надеюсь, вы слышали.

— Слышал, слышал. Значит так, — мистер Ноксбойм откинулся на спинку своего кресла. — Бизнес это бизнес, а не кружок вышивания старых дев. Я готов выдать вам необходимую сумму, — он отряхнул пепел в хрустальную пепельницу. — В качестве долга сроком на двадцать лет. У вас есть вопросы? Вас это устраивает? Ну и прекрасно! Секретарша сейчас выдаст нам два экземпляра долгового обязательства. Распишитесь тут и тут. Всего доброго!

Двадцать лет — это много или мало?

Спросите двадцатилетнего: он ответит, что это ерунда — ему всего лишь двадцать лет и жизнь только начинается!

Спросите восьмидесятилетнего: он ответит, что двадцать лет — немалый срок, ого, каким он был в свои шестьдесят! Но, если вдуматься, то все как раз наоборот. Молодые думают, что за двадцать лет они столько успеют — горы свернут! А старики скажут, что двадцать лет промелькнут, как ветер… фьюить!..

Розалии цветут и опадают несколько раз в год — следовательно, за двадцать лет им пришлось цвести и опадать множество раз! И людям тоже за эти двадцать лет удавалось не только цвести. Увы, им  иногда приходилось опадать…

...

— Мальчик, — проскрипел бродяга. — Попроси у своего хозяина несколько старых газет…

Босс был на кухне:

— Эй, Джонни, расставь кетчуп и повесь на улице меню на сегодня!

— Там этот бродяга опять спрашивает вчерашние газеты.

— Дай ему вон ту пачку и скажи, чтобы больше тут не крутился: не хочу, чтобы посетители видели нищих рядом с «Жареной уткой».

На самом деле Джонни знал, что «бродяга» — совсем не бродяга, а владелец жалкой хибары, расположенной на краю Третьей улицы. Однажды, когда Джонни гонял по городу на велосипеде (это случалось нечасто с тех пор, как он начал работать в «Жареной утке»), он увидел «бродягу», выходящего из в своего жалкого жилища. Джонни даже удивился тогда, что хозяин такой лачуги потрудился повесить на отваливающуюся дверь некое подобие таблички с фамилией.

Джонни вставил картонку с меню на сегодня в специально предназначенную для этого рамку и протянул бродяге охапку газет. Ветер приподнял страницу и захлопал ею, как провисшим парусом разбитого о камни парусника, а может, как крылом раненой птицы.

— Спасибо, мальчик. Ты так добр ко мне.

Джонни пожал плечами, но требование босса о прекращении визитов за газетами почему-то не передал…

Идею заматывать ноги в газеты, а потом засовывать их в разваливающиеся башмаки он позаимствовал у кого-то такого же нищего. Он и под рубашку заталкивал слой газет. Помогало. А сегодня проехавший автомобиль обдал его ноги фонтаном брызг — газеты размякли и только холодили.

«Обвяжу башмаки бечевкой, — подумал он. — Будут меньше спадать. В это время она всегда выходит из подъезда, стоит еще немного подождать». 

Из подъезда стремительно, словно за ней гнались, вылетела женщина. Она держала за руку мальчика, а в другой руке — ремешок от ошейника с веселым серым пуделем.

— Сэмми, сколько раз я тебе говорила: не морочь мне голову.

 Пудель был послушнее и морочил не голову, а чахлые кустики, растущие по левую сторону от дорожки к подъезду.

«Она всегда бежит, всегда бежит, никогда не слушает даже, что я ей говорю…Вот, когда я вырасту большой, — подумал Сэмми, — я тебе тоже буду говорить: не морочь мне голову!»

— Сюзи!..

Она шаг замедлила, но головы не повернула:

— Сколько раз я просила: не караулить меня у подъезда.

— Я просто уже несколько дней не…

— Сэмми! На, возьми монету и передай дяде. Нет, дай обратно, лучше я сама отдам ему.

— Спасибо, Сюзи, ты так добра ко мне!..

Вместо кустов с розалиями был ровный ухоженный газон, а дубки сохранились и превратились в заматерелые раскидистые дубы. Рав Сарна прошел по песчаной дорожке — мало что изменилось за прошедшие двадцать лет… Даже тяжелая темная дверь ручной работы осталась та же.

Швейцар был сама любезность:

— На который час у вас назначена встреча?

— Я не договаривался о встрече. Я пришел вернуть давний долг.

— Миссис Стефани Мак-Кинли не имеет привычки принимать посетителей в такое время. Рекомендую Вам договориться о встрече заранее.

— Миссис Стефани Мак-Кинли?! Мне нужен мистер Ноксбойм!

— Сожалею. Этот дом был продан четырнадцать лет назад, и с тех пор принадлежит миссис Стефани.

— А Вы знаете адрес прежних владельцев?

— Сожалею.

— А у кого можно это выяснить?

— Сожалею.

Рав Сарна спустился по ступенькам и по песчаной дорожке вышел за ограду. Напротив дома был разбит большой сквер с одинокими деревянными скамейками. На одной из них сидел мужчина. В одной руке у него была жестяная банка с кока-колой, но поскольку этот широко разрекламированный «вкус жизни» не удовлетворял его, то в другой руке была газета, которая восполняла недостающие для вкуса жизни нюансы. Совсем недавно газета могла похвастаться горячими новостями, но теперь в продуваемом насквозь парке новости значительно потеряли и в температуре, и в своей привлекательной «жарености».

— Простите, Вы не подскажете мне, где я могу найти мистера Ноксбойма? Четырнадцать лет назад он проживал в вон том доме.

— Как Вы сказали — как фамилия?

— Ноксбойм.

— Назовите по буквам!

Рав Сарна назвал.

— Окей! Я живу в этом районе уже девять лет и ни разу не слышал эту фамилию, — он закинул  вторую ногу на скамейку. — Вам стоит пойти в центр города, расспросить людей: особенно в магазинах и в ресторанах. Там всегда собирается много посетителей — кто-нибудь должен знать!

— Благодарю Вас.

— Нет проблем.

Рав Сарна пересек широкий парк. Осень нещадно срывала листья с осиротевших деревьев. Она не научилась традиции американских президентов: оставлять преемнику чистый стол. Она вообще знать не знала никаких преемников и по своему мнению находилась в самом зените политической карьеры. Только ворохом опавших листьев пыталась прикрыть неряшливое ведение хозяйства.

Толстый посетитель сидевший у окна поманил Джонни пальцем.

— Ты это видел?! — он возмущенно отодвинул тарелку и ударил кулаком по газете. — Это же обыкновенная утка!

— Мы подаем исключительно жареную утку, — кротко ответил Джонни.

— Но это же невозможно читать! Так приторно! Ты пробовал читать эту газету?

— Я попрошу босса разрешения заменить Вам порцию. Вон он на улице с кем-то разговаривает, сейчас я спрошу у него.

— Как Вы сказали фамилия?

— Ноксбойм. Они жили в семи минутах ходьбы отсюда.

— Ручаюсь Вам… Джонни! Возьми это и отнеси на кухню!

— Который у окна сидит, просит заменить ему порцию. Говорит, что утка слишком приторная.

— Хорошо, подожди тут. Ручаюсь Вам, — владелец «Жареной утки» снова повернулся к раву Сарна, — что я знаком со всеми семействами, проживающими в радиусе десяти минут ходьбы отсюда. Как по буквам?

Рав Сарна назвал.

— Окей! Нет тут ни одного Ноксбойма!

— Я знаю одного Ноксбойма, — сказал Джонни, но, окинув взглядом рава Сарна, вдруг засомневался. Взгляд его умел с предельной точностью определять социальную принадлежность посетителя, а в раве Сарна он угадал человека уважаемого.

— Ладно, Джонни, валяй, скажи мистеру, где найти твоего Ноксбойма, только побыстрее, и отнеси это на кухню.

— Наверно, это ошибка, но… тот Ноксбойм, что я знаю, живет на окраине Третьей улицы. У него на двери вроде как табличка есть.

Рав Сарна постучал и дождавшись «Да!» толкнув покосившуюся дверь, на которой действительно была табличка с нацарапанными буквами НОКСБОЙМ.

— Заходите, нет смысла стучать, что Вам надо? — раздался скрип.

— Извините за беспокойство. Я ищу мистера Ноксбойма. Двадцать лет назад он проживал…

— Чем могу быть полезен?

— Когда-то он одолжил мне крупную сумму и…

Рав Сарна огляделся. Деревянные упаковочные ящики с жалким матрасом — это, должно быть, кровать. А большая облезлая корзина, перевернутая вверх дном, — это, должно быть, стол. Трудно предположить, что хозяин этой хибары умудрился в своей жизни одолжить кому-нибудь хотя бы доллар. Неловко беспокоить человека, но с другой стороны, он обязан проверить все возможности.

— Не тратьте время. Я тот самый Ноксбойм.

Рав Сарна сел на деревянный ящик:

— Ну, хорошо, что я Вас нашел все-таки. Можно сказать, что это просто удача, что я Вас нашел. И для меня и для Вас. Слава Б-гу!

— Чем могу быть полезен?

— Дело в том, что, как Вы помните, я одолжил у Вас двадцать лет назад крупную сумму. Вот долговая расписка.

— Это ошибка, — раздался скрип. — Вы у меня ничего не одалживали.

Рав Сарна стал опасаться, что мистер Ноксбойм повредился не только в бизнесе. Но долг есть долг, в любом случае его надо вернуть. К тому же, положа руку на сердце, деньги тут будут, мягко говоря, не лишними.

— Если Вы забыли, то у меня есть долговое обязательство. Вот Ваша подпись. Нет никакого сомнения, что это Ваши деньги, которые я Вам пришел вернуть.

На шее у бродяги вздулись жилы, а глаза покраснели.

— Посмотрите на меня! — прохрипел он голосом пружин продавленного дивана. — Ничего у меня не осталось, кроме пачки вчерашних газет и моих костей! Даже моя дочь вышвырнула меня! И вы пришли забрать то последнее, что у меня осталось — доброе дело, что я сделал двадцать лет назад! Нищим хотите оставить меня?! Нищим?! 

Теги: Цдака, Вечность, Щедрость, Мудрецы Торы