Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
На следующее утро Лену вызвали в полицию для дачи свидетельских показаний. Дома Вика больше не появлялась, и, как оказалось, Лена была одна из последних, если не последняя, с кем девушка виделась и разговаривала.
— Если она Вам позвонит, — сказали ей в полиции, — немедленно сообщите нам.
…
Оказалось, что медицинская страховка покрывает лишь небольшую часть довольно значительной, если не сказать больше, платы за новое лечение. Плюс по-прежнему эти уколы по два раза в день, в любой день, хоть ты тресни, и даже в те дни, когда больничная касса закрыта. Плюс побочные явления… Кто сказал, что бесплодие чревато только моральными муками? Тот, кто так думает, вообще не представляет, о чем речь…
Занятая этими мыслями Леночка была зла на весь белый свет, и когда в тот день ей на работу позвонил отец Вики, почувствовала, что не вполне себя контролирует.
— Вы простите, пожалуйста, что я вас вновь зря тревожу… — произнес он своим глубоким мелодичным голосом. — Просто, видите ли, беспокойство — это такая вещь иррациональная…
— Вы тревожитесь, это я могу понять, конечно… Вы извините, но я другого понять не могу… Просто уж зашла речь, так… Скажите мне… — Леночка слышала, что ее голос приобретает неприятные визгливые нотки, как всегда, когда она нервничала. — Скажите… Когда Надя орала на Вику так, что весь подъезд слышал, вас это не… не тревожило?
На том конце провода было оторопелое молчание, и Леночка со злостью подумала, что если он сейчас бросит трубку, то и пожалуйста, ну и пусть. Раньше надо было думать!..
Но Викин папа не бросил трубку, он помолчал немного, потом проговорил чуть надтреснутым голосом характерного тембра старого саксофона:
— Вы меня обвиняете… Вы меня обвиняете в том, что произошло с Викой?
— Я вас в этом — не обвиняю! Но в том, что вы спокойно смотрели, как Надя… как Надя ее своим криком и руганью годами изводила!
— Вы несправедливы к Надежде… Вы не знаете, сколько она для Вики всего сделала…
— Я несправедлива… — усмехнулась она. — Я что… Я — человек посторонний, просто случайно к вам в жизнь э…попала, — Леночка почувствовала, что весь ее запал погас и удивлялась на себя: зачем ввязалась и затеяла этот совершенно лишний бестолковый разговор.
Михаил тем временем продолжал:
— Вы не случайно в нашу жизнь попали. Это пути Провидения. Вы ведь человек религиозный, правильно?
Леночка промолчала и нервно переложила телефон в другую руку.
— Я перед Надей виноват. Ее матери я исковеркал жизнь… После того, как мы с ней расстались, у нее сильно здоровье покачнулось…
(«Ясно, в какую сторону оно покачнулось», — язвительно подумала Леночка).
— Она так и не оправилась… У Нади детства не было, и жизни своей никогда не было… Она меня этим часто корила, а теперь… А теперь утверждает, что все, что с… с Викой случилось, — это мне возмездие… Может, и права она… Кто знает…
— Я, поймите, не пророк и на такие вопросы отвечать лицензии мне никто не давал, - не сдерживаясь, ответила Лена.
— Вы не нервничайте, пожалуйста, мне ответ на это и не требуется. Это только сам человек наедине со своей душой решить способен… Или не способен… Но задавать себе такие вопросы обязан, не так ли?
— А… Не знаю, честно говоря… — нетерпеливо буркнула она.
— Я думаю — должен, — медленно и размеренно продолжил он. — Иначе — зачем живет на свете?
«Так, — подумала Леночка, кладя трубку. — Приехали… Да пошли они все… Всё это семейство от меня куда подальше… У меня своих проблем хватает! Чтоб я еще на один их звонок ответила! Ноги моей там больше не будет!.. Что я там потеряла, в конце-то концов?»
Лена вернулась к работе и, занося заказы в компьютер, отвечая на телефонные звонки и посылая мейлы, проверяла свои записи по два-три раза, потому что разговор с Михаилом, который она, как ни силилась, не могла выбросить из головы, звучал у нее в ушах, и она нервничала, боясь допустить ошибку.
Поэтому, когда в трубке прозвучало приглушенно, словно ее старательно прикрывали ладонью: «Лена, это я… Вика!», у нее всё поплыло перед глазами. Лена почувствовала, что Викин звонок подвесил планету на тонком канате и земной шар раскачивается сейчас над бездной.
— Лена, запишите, пожалуйста, адрес… Приезжайте, умоляю вас…
Затем раздалось какое-то рычание, что-то грохнуло и покатилось по полу, послышался визг и все смолкло...
— Будет крайне сложно установить, откуда был сделан звонок, — сказали в полиции. — Но мы сделаем все от нас зависящее. Спасибо за сигнал. Ждите и отслеживайте дальнейшие звонки.
«Этого они могли бы и не добавлять, — с горечью думала Лена, плетясь пешком из полиции обратно на работу. — Как будто я сама этого не понимаю».
Ветер бил ей в лицо, она куталась в шарф и думала о том, что было.
При встрече у здания полиции — она немедленно сообщила им о Викином звонке и они тут же примчались — они бросились к Лене, как к родной. Надя даже, вытирая глаза, полезла целоваться. А на выходе из здания полиции — какая муха укусила Надежду? — с нее можно было ломиком откалывать глыбы льда.
Сейчас, обдумывая это, Лена только удивлялась такой внезапной перемене и пожимала плечами. Но когда она запахивала куртку (молния сломалась), ей пришло в голову, что резкий ветер и начавшийся дождь словно хотят смыть с ее мыслей все наносное, суетное для того, чтобы она сосредоточилась на главном.
— Скорей всего, ее постараются как можно скорее вывезти в Газу, — вздохнул полицейский в ответ на Ленин взволнованный короткий рассказ о Викином звонке.
— В Газу? — повторила Надежда и обвела взглядом всех присутствующих: полицейского, отца и Лену. — В Газу?! Держите меня! Я щас в обморок грохнусь!
Викин отец побледнел, Лена ухватилась за стул.
— Именно так. Ни по мусульманским, ни по еврейским законом она его женой не является. В Израиле этот номер с женитьбой не пройдет, и ее так называемый муж, вполне вероятно, об этом знает. По израильским законам, так как она еще несовершеннолетняя, брака не было, и ее похищение карается. Поэтому он и сделает все возможное, чтобы увезти девушку в Газу.
— А там? В Газе? — выдавила из себя Лена.
— Ну… В Газе все совсем по-другому…
— И полиция?.. — спросил Михаил, побледнев еще больше.
— Там у них своя полиция…
— Постойте, — всполошилась Надя. — Я что-то не пойму! Как так — не замужем? По исламу — она его жена! Есть же бумага! Я ее сама у нее в сумке нашла!
— Если вы говорите об этой бумаге — она есть у нас в деле, то она — полная липа.
— Липа?!
— Конечно, липа. Заплатите знакомому арабскому адвокату несколько сотен шекелей, и он вам выдаст справку, что вы замужем за его верблюдом… Не все такие, не все. Есть честные, ответственные. Но в Яффо, в старом городе можно… или в Хайфе, в нижнем городе… Да мало ли…
— Ну простите, и как же можно препятствовать ее вывозу в Газу, если мы даже не знаем, где он ее прячет? — на Михаила было больно смотреть.
— Сложно. Мы уже дали знать постам. Но документы, конечно, ей дадут липовые. Имя, фото и все такое — чужие… Оденут… накрасят…
— Так вы не даете много шансов?
Полицейский нахмурился, прежде чем ответить отцу пострадавшей:
— Мы тут шансы не выдаем. Для этого ищите другие конторы.
— Не будем терять надежды, — бодро сказала Леночка, когда они втроем выходили на улицу. Она чувствовала потребность что-то сказать, такое повисло тяжелое гнетущее молчание. — Будем ждать звонка, — тщетно старалась она продолжить разговор, который сама же и завела. Михаил и Надя хранили тягостное молчание.
— Ну что вы так… она позвонила… Значит это возможно… Когда позвонит снова, будем действовать сообразно обстоятельствам…
— Уж как-нибудь сами справимся… — буркнула на это Надежда. — Сами поди сообразим, не дети… До этого как-то справлялись и дальше не хуже справимся… — Она подхватила отц,а и они резко повернули к автобусной остановке.
— Справлялись вы… Как же… Любо-дорого было смотреть… — думала Лена, глядя им вслед. — А уж слы-ы-шать в подъезде, как вы с ней справлялись… Вообще… Душа ликовала…
И внезапно ее, провожающую взглядом их спины, покрытые крупными брызгами дождя, охватила такая жгучая, такая нестерпимая к ним жалость, что она, шмыгнув носом, отвернулась…
Вечером Лена сидела у стола на своей кухне в вязком оцепенении тела и с лихорадочно работающим мозгом. Вот на этом стуле напротив нее сидела Вика, прошло немногим больше двух суток. О чем они тогда говорили? Ни о чем таком… сейчас даже не припомнить. И по Вике никак нельзя было сказать, что она замышляет побег. Ничего даже отдаленно напоминающего это она не говорила… Или… говорила? Ах, если б знать тогда!.. С ней совсем иначе надо было…
— Приветствую вас, миледи! — ее муж, Ури, заглядывал в кухню. — Позвольте только отстегнуть шпагу.
— Я не слышала, как ты вошел!
— Я тоже. Что с тобой? Царевна-Несмеяна раздумывает, не превратиться ли ей обратно в ля… Сорри, миледи, я не то хотел сказать… Что у тебя с лицом? То оно есть, то его вроде как нет?..
— Я тебе сейчас разогрею…
— Не стоит ваших хлопот. У нас один аврех делал сиюм, и мы перекусили.
— Но должен же ты что-то поесть… А! У меня в холодильнике торт с годовщины свадьбы…
Леночка проворно встала и достала из холодильника блюдо с почти не начатым сливочным упоением, посыпанным сверху стружкой белого молочного шоколада.
— А, наш торт, — протянул Ури с удовольствием и добавил: — В доме с тремя детьми от него в тот же день остались бы только рожки да ножки, а у нас — жив и здравствует!..
Лена вздрогнула, и нож застыл у нее в руках.
— Лена! А… я… не…
Но она мужественно улыбнулась ему:
— Когда-нибудь мы еще будем вспоминать то время, когда вкусные вещи залеживались у нас в холодильнике!..
Ури с облегчением кивнул головой и посмотрел на нее с благодарностью: ведь такая случайно вырвавшаяся у него фраза могла бы ее отправить часа на два рыдать в подушку, и никакими силами невозможно было бы ее успокоить....
«Что-то с ней определенно происходит», — подумал он и улыбнулся ей в ответ.
От его улыбки ее всю словно озарило изнутри светом, и она даже забыла про свой курносый невыразительный нос.
— Ты знаешь, — начала Леночка, раскладывая щедрые ломти по тарелкам, — от Вики пока нет никаких вестей, и ее отец и сестра были сегодня так… холодны со мной… Боюсь, что если она им позвонит, они мне даже не сообщат…
— Ты все время думаешь об этом? — спросил Ури, помедлив.
Леночка кивнула с набитым ртом.
— То, что холодны, — это понятно. Она ведь позвонила тебе, а не им… А-а, вкусно!.. И, конечно, они тебе сразу скажут… Ноги их сами принесут.
— Я ей не то говорила в наш последний разговор…
— Ты себя напрасно мучаешь. Откуда тебе было знать? Вы же едва знакомы. Если она тебе позвонила, значит, именно к тебе у нее есть доверие. Подумай сама — кто у нее есть в жизни из взрослых… На которых она полагается… кроме тебя?..
— А вдруг она мне больше не позвонит? Вдруг она во мне… разочаровалась?
Ури возвел глаза к потолку, вздохнул и сжал губы:
— С какой это стати?.. Ты все сделала правильно.
Некоторое время они молча ели. Большие часы с обклеенным Леночкой ободком негромко тикали над столом.
…Торт радовал его глаз срезом оттенков белого: и желтовато-жирный белый, и безе — воздушный белый, и тепло-шоколадный белый…
Уставившись в мягкий слой взбитых сливок, Леночка проговорила:
— И я даже не предложила Вике этот торт… Если бы я знала, что в тот вечер она уйдет к арабу…
— Это уже слишком! — Ури отбросил пирожковую вилку и вскочил. — Это уже мазохизм какой-то!
Леночка подняла на него полные слез глаза.
Он сел:
— Ну прости…
Она отвернулась.
…В окнах дома напротив постепенно гасли огни.
…
В следующие дни Лена была занята тем, что узнавала и собирала всю информацию, которая могла принести пользу Вике. Она звонила адвокатам и знакомым адвокатов, всем, кто только согласен был обсудить с ней происшедшее, и надоела всем вконец. Картина, однако, начала вырисовываться примерно следующая.
Поскольку Вика еще не достигла совершеннолетия, полиция имеет право по заявлению родителей проводить розыск и, найдя ее, вернуть к законному опекуну (в данном случае — отцу). Если она не захочет вернуться домой или повторит попытку побега к этому человеку, родители имеют право подать на него в суд, а суд вправе запретить ей находиться у него в квартире, а ему — принимать ее у себя. Если же она там опять окажется, то по распоряжению суда полиция имеет право силой вернуть ее домой. Это все — пока ей не исполнилось восемнадцать лет. Но после этого полиция признает за ней право самой выбирать, где ей жить… Другое дело — если она сама заявит в полицию, обвинив его в жестоком обращении и т.д. Тогда его привлекут к ответственности.
Леночка вышла на организацию Йад лэ-Ахим. Добровольцы этой организации, часто сильно рискуя, забираются в самую гущу арабских деревень, чтобы вызволить еврейских девушек, превращенных там в рабынь. Там ей тоже обещали помочь…когда и если от Вики поступит какой-то сигнал.
Собрав негустую охапку этой невеселой информации, Леночка долго сидела, сжав руками голову и перебирая на разные лады возможные последствия… Времени до совершеннолетия Вики осталось всего-то ничего, а дальше что?.. Ждать… ждать… ждать…
Целыми днями ждать…
Вставать с мыслью, что, может быть, она позвонит сегодня, и целый день вздрагивать от каждого телефонного звонка. И готовить ответ, и заранее знать, что все правильные слова вылетят в тот момент, как она услышит Викин голос. И держать при себе постоянно лист и ручку, чтобы записать адрес и телефон, уже не надеясь на память мобильного. И засыпать с горьким чувством, что прошел день и она не позвонила, и Б-же мой, только Ты ведаешь, что она там выносит. И надеяться на завтра…
Опросили ее школьных подруг: помнят ли они, что Вика говорила и куда собиралась. Но в тот день она в школу не пришла, и нет, они не помнят, чтобы она говорила что-нибудь такое...
Лена предприняла собственное отчаянное расследование: пригласила ее подруг к себе домой, на чашку, как говорится, чая, надеясь, что в домашней обстановке они почувствуют себя свободнее и что-нибудь вспомнят… Девушки охотно пили кофе, с удовольствием поглощали торт и болтали о своих школьных делах, но ничего путного от них Лена не добилась. Правда, добавила к скудному багажу своей информации малоутешительный приз: по-видимому, близких подруг у Вики не было…
— Понимаешь, — ходя взад и вперед по комнате, рассказывала вечером Леночка мужу, — то, что творится в этих отношениях арабов и евреек, — это какой-то беспредел! Арабы их сначала завлекают, рассказывают им небылицы о будущей невероятно богатой жизни, и девчонки, часто из не самых благополучных семей, покупаются на этот блеф. Арабы — это же Восток — они умеют ухаживать, плетут свою восточную лесть, усыпляют бдительность, а потом — хлоп! Бабочка и попалась! Потом ее несложно запугать… увезти в Газу… Если у нее хватит ума, она дозвонится до до Йад лэ-Ахим и, если хватит мужества или отчаяния, сбежит с их помощью… — Лена остановилась и с испугом посмотрела на мужа. И, чтобы собраться с мыслями, снова зашагала по комнате:
— И вот недавно! Мне рассказали: нашли на шоссе, ведущем в Газу, бумажку в двадцать шекелей, а на ней написано «Меня схватили арабы! Спасите!» И имя, номер мобильного и номер машины! Девчонка, видно, не промах — когда ее схватили, догадалась и успела заметить номер! А потом, когда ее уже везли в машине, догадалась, что ее везут в Газу, — обратного пути почти что нет, и ухитрилась написать и выбросить в окно! И не просто клочок бумаги — кто его подберет? А двадцать шекелей — за этим многие нагнутся!.. Да, но что толку… потом, когда эти двадцать шекелей нашли и отдали в полицию, прошло как минимум несколько часов… Эти двадцать шекелей валялись в пыли у дороги… Мобильник оказался отключенным, да и машину не нашли, их сколько в Газу угоняют!.. Нет, с этим надо что-то делать! — Лена опустилась на стул, но вскочила. — Никто, никто девчонок не предупреждает! Это все наша проклятая вера в глупую дружбу народов, не было дружбы и никогда не будет!
Ури внимательно слушал Лену и, хотя внутренне содрогался от того, что она рассказывала, думал не без удовольствия: «Она живет!.. Она расправляет крылья…»
— И самое ужасное, — продолжала Лена (Ури отбросил свои мысли и попытался сосредоточиться на том, что она говорит), — самое ужасное… Хотя это не все так, конечно, но многие… Проблема в том, что к девочкам, попавшим в сети к арабам, и до этого у них дома было отношение… плохое… в смысле…
— Я понимаю, — кивнул Ури.
— Да, — приободрившись, продолжила Лена. — И когда они сталкиваются с таким отношением к себе араба, они… Хоть и мучаются… Но в голове у них… Что "так им и надо"… это в порядке вещей… Понимаешь?
Ури снова кивнул.
— И поэтому так важно, — Лена остановилась и расширенными глазами посмотрела Ури в глаза, — и поэтому так важно… — закончила она упавшим голосом.
— Что важно?
— …важно с детства воспитывать в детях чувство достоинства… Чтобы, попав, не дай Б-г, в такую ситуацию, они бы и подумать не могли, что это в порядке вещей и… сопротивлялись бы… Это так… — она жалобно взглянула на Ури и продолжила через силу, — важно… Воспитывать с пеленок… с пеленок, Ури, ты понимаешь? А у нас… у нас будут когда-нибудь… в нашем доме… пеленки?.. — Лена замолчала и, опустившись на стул, закрыла ладонями лицо.
— Эй-эй!.. Вы, там… в конторе! — встрепенулся Ури. — Не закрывайте кассу! Мне еще не выдали надбавку за вредность!..
…
— Шалом, меня зовут Лимор, — голос был девичий, смущенный. — Мне девочки из нашего класса рассказывали, что вы их приглашали к себе домой…
— Да, приглашала, — подтвердила Лена.
— И они мне дали номер вашего телефона. Я учусь в одном классе с Викой, то есть раньше училась… В смысле — она ведь уже давно в школу не ходит. А сегодня я поехала навестить свою тетю, мамину старшую сестру. Так вот, мне показалось… Правда, я не до конца уверена, но мне показалось, что в окне второго этажа… я увидела Викино лицо. Она увидела меня, а потом ее — мне снизу было не очень видно — будто ее кто-то оттащил…
Теги: "Старшая сестра"
