О простом, естественном и трудном

Тут всё про отдых, да про отдых говорят. Лето, поездки, жара, пот течёт, как будто себя изживаешь. А на Севере Страны Чудесной есть край благодатный, полный холодных речушек, горами питаемых. Стремительные, студеные всласть. А бросаться в них в зной — наслаждение до писка.

Одна беда — добираться. Вверх-вниз, спишь, дышишь выхолощенной прохладой, вздыхаешь, смотришь, снова дремлешь и ждёшь, когда всё это кончится. В автобусе народу — куча, среди них — мученики, стоят всю дорогу. Три-четыре часа неимоверные. Многие садятся в проходе, некоторым сердобольные пассажиры дают посидеть, но как уступишь совсем, кто же добровольно идёт на пытку.

Но бывает и такое. На обратном пути сам видел и урок мне — терпкий урок. Девушка была там. Скромная, по-нашему, по-харедимному, одетая. Возвращалась, поди, после летнего лагеря. Сейчас — самая пора. Уже час ехали. Добрались до Афулы. Автобус полный, вновь входящим — только стоять. Водитель так страждущим и объяснил. Четверо вошли. Трое молодых, а один пожилой, мужик хоть и крепкий, в шортах, с красным лицом, но с седой шевелюрой. Пока я смотрел, оценивал ситуацию, уступить-не уступить, девушка сорвалась, через трёх пассажиров протянулась, знаки делает, садитесь, мол. Тот, поглядел, упираться не стал, сел на её место, только улыбается благодарно. И автобус двинулся. Сесть в проходе девушка не решилась, держится одной рукой, а второй — пакетик сжимает, не выпускает. Что-то там дорогое, видать, сидур или книжка теилим. Так и стоит. Час стоит, два стоит. Ей отдохнуть предлагают, на неё поглядывают: вот мол, нескладёха, чего выскочила, теперь мучайся. Мужик на её месте освоился, орлом глядит, видом в окне любуется. А она всеми силами показывает — хорошо ей. Улыбается. Боится даже видом усталым кого-либо устыдить. Так три часа и простояла.

Но зачем я-то об этом. И вообще, о чём это всё. Да ведь очень просто. О милости, о милосердии. О простом, естественном и трудном. Трудном, потому, что никто не похвалит, а потерпеть пришлось. Иные и посетуют: выскочка мол, мужик-то крепкий, так всем теперь и уступать, да и предупредили же, что стоять придётся, пусть бы и стоял. Но в этом-то и соль. Милость в этой девочке — сама суть душевная, чёрточка неизбывная, из поколения в поколение. Вот здесь-то и корень виден, в этом простом поступке. Недаром, кричат, собирая цдаку: рахманим бней а-рахманим, — милостивые, сыны милостивых. Милость у евреев — издревле, от праотца Авраама идёт. И какое счастье видеть, что вот она, ещё здесь, живёт и трепещет. И тогда — надежда, что и нас помилуют, и мы станем лучше. И что пишу об этом — простите.

Теги: Литература, Еврейство, Былое